Листки из дневника. Проза. Письма

Были святки кострами согреты,
И валились с мостов кареты,
И весь траурный город плыл
По неведомому назначенью,
По Неве или против теченья –
Только прочь от своих могил.

В Летнем тонко пела флюгарка,

И серебряный месяц ярко
Над серебряным веком стыл.

* * *

И всегда в духоте морозной –
Предвоенной, блудной и грозной
Потаенный носился гул.
Но тогда он был слышен глухо,
Он почти не касался слуха
И в сугробах невских тонул.

А сейчас бы домой скорее

Камероновой галереей
В ледяной таинственный сад,
Где безмолвствуют водопады,
Где все девять[88] мне будут рады,
Как бывал ты когда-то рад.

Там за островом, там за садом,

Разве мы не встретимся взглядом
Не глядевших на казнь очей?
Разве ты мне не скажешь снова
Победившее
смерть
слово
И разгадку жизни моей?

* * *

Кто за полночь под окнами бродит,
На кого беспощадно наводит
Тусклый луч угловой фонарь, –
Тот и видел, как стройная маска
На обратном «Пути из Дамаска»
Возвратилась домой не одна!

Уж на лестнице пахнет духами,

И гусарский корнет со стихами
И с бессмысленной смертью в груди
Позвонит, если смелости хватит, –
Он тебе, он своей «Травиате»
Поклониться пришел. Гляди!

Ни в проклятых Мазурских болотах,

Ни на синих Карпатских высотах…
Он на твой порог
Поперек…
Да простит тебя Бог.

* * *

Это я – твоя старая совесть
Разыскала сожженную повесть
И на край подоконника
В доме покойника
Положила и на цыпочках ушла.

Послесловие

Все в порядке: лежит поэма
И, как свойственно ей, молчит.
Ну, а вдруг как вырвется тема,
Кулаком в окно застучит?
И на зов этот издалека
Вдруг откликнется страшный звук –
Клокотание, стон и клекот,
И виденье скрещенных рук?..

26/27 декабря 1940 г.

Ночь

Часть вторая Решка ( Intermezzo )

…Я воды Леты пью,

Мне доктором запрещена унылость.

«Домик в Коломне»

В. Г. Гаршину

I

Мой редактор мной недоволен,
Клялся мне, что занят и болен,
Засекретил свой телефон:
«Как же можно!.. три темы сразу.
Дочитав последнюю фразу,
Не поймешь, кто в кого влюблен,

II

Кто зачем и когда встречался,
Кто погиб и кто жив остался,
И кто автор и кто герой.
И к чему нам сегодня эти
Рассуждения о поэте
И каких-то призраков рой?..»

III

Я сначала сдалась, но снова
Выпадало за словом слово.
Музыкальный ящик гремел.
И над тем ребристым флаконом
Языком кривым и зеленым
Неизвестный мне яд горел.

IV

И во сне мне казалось, что это
Я пишу для кого-то либретто;
И отбоя от музыки нет.
А ведь сон – это тоже вещица:
«Soft embalmer»[89]

, Синяя птицаЭльсинорских террас парапет.

V

И сама я была не рада,
Этой адской арлекинады
Издалека заслышав вой.
Все надеялась я, что мимо
Пронесется, как хлопья дыма,
Сквозь таинственный сумрак хвои.

VI