Читаем Листки из вещевого мешка (Художественная публицистика) полностью

Еще живя в Нью-Йорке, я начал третий том своего "Дневника" - недостатка в темах не было. Дневник как литературная форма занимал в моей работе большое место. "Дневник 1946-1949" и "Дневник 1966-1971" - это не интимные записи, а нечто вроде экспериментальной лаборатории, в которой литературные замыслы накапливаются как эскизы. И что в этой дневниковой форме важно для меня - это календарь. В первом дневнике есть такая строка: "У русских тоже есть атомная бомба". Это было только что поступившее сообщение, в тот момент меня занимало что-то другое. Ведь наше сознание одновременно фиксирует разнообразные явления. На какие исторические события оно реагирует, а на какие нет и когда? Писатель, во всяком случае, должен быть честным. Посещение бывшего лагеря Терезиенштадт производит ошеломляющее впечатление, естественно, это так; но в тот же день я с воодушевлением думаю о своей стройке в Цюрихе или радуюсь репетиции моей пьесы в Праге. К тому же я очарован женщиной. Таким образом, дневник - своего рода кардиограмма, удивляющая вас самого. Это подобно тому, как хроника исторических событий пересекается с хроникой нашей личной жизни. Порой вы лишь годы спустя видите, что побуждало ваши размышления. Благодаря дневнику как сейсмографу. А третий дневник потерпел крах. Рукописи, привезенные мной из Нью-Йорка, я уничтожил.

Бытует миф, будто Макс Фриш - великий индивидуалист. А как Вы сами оцениваете себя?

Знаете, и в нашей стране много людей, которым нравятся только заученные ими наизусть представления; к ним относятся отчасти влиятельные люди. В Америке это называют молчаливым большинством. Разве тот, кто мыслит не одними лишь обязательными категориями, - индивидуалист?.. С тех пор, как включен этот маленький магнитофон, я невольно думаю, как там в Союзе писателей СССР, что нового? Я вспоминаю чудесную поездку по Волге в 1968 году, когда был гостем Союза писателей, и два летних вечера в Новосибирске я тоже не забыл. Уверяю вас, я не романтик, но реалист и гуманист и потому не против социализма. И я задал бы такой вопрос: индивидуалист ли тот, кого общество не может использовать?

1985

НАЧНИ С СЕБЯ

Я начал писать давно, еще в тридцатые годы. Пришел я к этому после того, как получил солидную практическую подготовку, сначала изучал германистику, а затем закончил архитектурное отделение Цюрихской высшей технической школы. Я считаю, что именно эта база дала мне широкое видение проблем, понимание законов, по которым движется наше полное противоречий общество. Писателю нельзя отрываться от общественных движений, и поэтому в прошлом я организовал и издавал популярные газеты и журналы, где живое биение пульса общественного мнения давало большой жизненный заряд. Мне тогда казалось, и я чувствую это сейчас, мораль общества, мораль индивидуума должна заключаться в том, чтобы не молчать, не надевать маску равнодушия, когда вокруг совершается зло.

Именно это я вкладывал в своего "Гантенбайна", ведь "гантенбайнизм" весьма распространенное заболевание, которое привело к раковой опухоли нацизма, преступлениям колонизаторов в Алжире, войне США против вьетнамского народа. Поэтому я задаю себе вопрос, почему многие мне подобные бездеятельно воспринимают сообщения о росте новой "коричневой" опасности, равнодушно внимают данным и цифрам о последствиях ядерной войны. Иногда мне кажется, что всякая книга, если она не посвящена предотвращению войны, созданию лучшего общества, - бессмысленна, ибо сейчас нет ничего важнее, чем мир, спокойствие и труд во имя будущего. Что мы оставим после себя - ядерные руины или взаимное уважение, - так стоит ныне вопрос, и он касается каждого человека. Нельзя уходить от этих вопросов и успокаиваться примитивной мыслишкой: "А что я могу сделать?" Эта обреченная слепота как раз и нужна тем, кто видит себя в наполеоновских треуголках властителей мира. Нет ничего страшнее сейчас этих планов, ибо мы стоим на краю ядерной пропасти. И начать надо с самого себя, пересмотреть все, подумать, а как надо жить в ядерный век?

На этой почве и в других вопросах у меня возникли серьезные расхождения с нынешней Америкой, администрацией Рейгана, и я вынужден был покинуть Соединенные Штаты, где прожил много лет и народ которых я искренне уважаю. Считать только себя правым, как это делают некоторые в Штатах, в "высшем эшелоне" власти, - это не по-человечески, это опасно, ибо воскрешает печальные времена морального инквизиторства. Об этом, об отсутствии скептицизма по отношению к себе, правильной оценки своего поведения я говорю в своих последних работах.

Я с большим интересом слежу за откликами на мои произведения в Советском Союзе, по ним я чувствую пульс времени. Значит, еще не все потеряно, значит, еще можно и нужно работать, вести диалог во имя мира и прогресса.

1986

ВСТРЕЧИ С МАКСОМ ФРИШЕМ

Адольф МУШГ

ГОЛОД НА МАСШТАБНОСТЬ

Моя задача - не только поздравить Тебя и всех нас с днем Твоего рождения.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мохнатый бог
Мохнатый бог

Книга «Мохнатый бог» посвящена зверю, который не меньше, чем двуглавый орёл, может претендовать на право помещаться на гербе России, — бурому медведю. Во всём мире наша страна ассоциируется именно с медведем, будь то карикатуры, аллегорические образы или кодовые названия. Медведь для России значит больше, чем для «старой доброй Англии» плющ или дуб, для Испании — вепрь, и вообще любой другой геральдический образ Европы.Автор книги — Михаил Кречмар, кандидат биологических наук, исследователь и путешественник, член Международной ассоциации по изучению и охране медведей — изучал бурых медведей более 20 лет — на Колыме, Чукотке, Аляске и в Уссурийском крае. Но науки в этой книге нет — или почти нет. А есть своеобразная «медвежья энциклопедия», в которой живым литературным языком рассказано, кто такие бурые медведи, где они живут, сколько медведей в мире, как убивают их люди и как медведи убивают людей.А также — какое место занимали медведи в истории России и мира, как и почему вера в Медведя стала первым культом первобытного человечества, почему сказки с медведями так популярны у народов мира и можно ли убить медведя из пистолета… И в каждом из этих разделов автор находит для читателя нечто не известное прежде широкой публике.Есть здесь и глава, посвящённая печально известной практике охоты на медведя с вертолёта, — и здесь для читателя выясняется очень много неизвестного, касающегося «игр» власть имущих.Но все эти забавные, поучительные или просто любопытные истории при чтении превращаются в одну — историю взаимоотношений Человека Разумного и Бурого Медведя.Для широкого крута читателей.

Михаил Арсеньевич Кречмар

Приключения / Природа и животные / Прочая научная литература / Образование и наука / Публицистика
1968 (май 2008)
1968 (май 2008)

Содержание:НАСУЩНОЕ Драмы Лирика Анекдоты БЫЛОЕ Революция номер девять С места событий Ефим Зозуля - Сатириконцы Небесный ювелир ДУМЫ Мария Пахмутова, Василий Жарков - Год смерти Гагарина Михаил Харитонов - Не досталось им даже по пуле Борис Кагарлицкий - Два мира в зеркале 1968 года Дмитрий Ольшанский - Движуха Мариэтта Чудакова - Русским языком вам говорят! (Часть четвертая) ОБРАЗЫ Евгения Пищикова - Мы проиграли, сестра! Дмитрий Быков - Четыре урока оттепели Дмитрий Данилов - Кришна на окраине Аркадий Ипполитов - Гимн Свободе, ведущей народ ЛИЦА Олег Кашин - Хроника утекших событий ГРАЖДАНСТВО Евгения Долгинова - Гибель гидролиза Павел Пряников - В песок и опилки ВОИНСТВО Александр Храмчихин - Вторая индокитайская ХУДОЖЕСТВО Денис Горелов - Сползает по крыше старик Козлодоев Максим Семеляк - Лео, мой Лео ПАЛОМНИЧЕСТВО Карен Газарян - Где утомленному есть буйству уголок

авторов Коллектив , Журнал «Русская жизнь»

Публицистика / Документальное
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота
Кафедра и трон. Переписка императора Александра I и профессора Г. Ф. Паррота

Профессор физики Дерптского университета Георг Фридрих Паррот (1767–1852) вошел в историю не только как ученый, но и как собеседник и друг императора Александра I. Их переписка – редкий пример доверительной дружбы между самодержавным правителем и его подданным, искренне заинтересованным в прогрессивных изменениях в стране. Александр I в ответ на безграничную преданность доверял Парроту важные государственные тайны – например, делился своим намерением даровать России конституцию или обсуждал участь обвиненного в измене Сперанского. Книга историка А. Андреева впервые вводит в научный оборот сохранившиеся тексты свыше 200 писем, переведенных на русский язык, с подробными комментариями и аннотированными указателями. Публикация писем предваряется большим историческим исследованием, посвященным отношениям Александра I и Паррота, а также полной загадок судьбе их переписки, которая позволяет по-новому взглянуть на историю России начала XIX века. Андрей Андреев – доктор исторических наук, профессор кафедры истории России XIX века – начала XX века исторического факультета МГУ имени М. В. Ломоносова.

Андрей Юрьевич Андреев

Публицистика / Зарубежная образовательная литература / Образование и наука