Листопад

— Товарищ комиссар, ты уверена, что мы идем туда, куда надо? — Боец вытер рукавом куртки вспотевший лоб, повернул свое лицо к Ранке и, встретив ее взгляд, смутился и подумал: «Как глупо я себя веду, задавая такие вопросы».

— Мы идем туда, куда надо, — ответила Ранка. — И в частности, то есть сегодня, и вообще.

— И я тоже так думаю, — поспешно согласился боец.

Она не продолжила разговор, не было настроения. Иногда, в напряженные моменты, Ранке нравилось, если люди вокруг молчали, никто не лез в ее запутанные и противоречивые мысли, громоздившиеся в мозгу, как камни в скале. Бойцы двигались цепочкой, и со стороны могло показаться, что их в колонне не шесть, а больше двадцати человек. Местность была пересеченной, каменистой, тропинка едва угадывалась под старой высушенной травой и полегшими кустами можжевельника. Местами ее совсем не было, и они, как серны, прыгали с камня на камень, и эти прыжки утомляли еще больше. Бойцы часто теряли равновесие и падали. Увидев пулеметчика, который рухнул на землю и разбил себе лицо, Ранка с опасением подумала: «Только бы не упасть, не задеть раненую руку».

— Еще немного осталось, совсем немного, — сказала она мужчинам.

Теперь отчетливо видны были деревья, росшие кучей у выхода из ущелья. Только бы не споткнуться, не упасть, добраться до этих деревьев, остановиться, занять позицию, укрепиться, почувствовать землю под всем телом! Ей очень не хотелось, чтобы кто-нибудь из бойцов догадался об этих ее мыслях, и потому она даже не отрывала глаз от земли, двигалась как в тумане, на пределе сил. Ранка все еще шла второй, но вскоре ее обогнали еще двое, и она даже не заметила этого. От пота, стекающего в глаза, впереди ничего нельзя было разглядеть, и ей казалось — земля незаметно убегает из-под ног, становится на дыбы, и поэтому так трудно двигаться по этой восходящей тропе. Сердце напряженно стучало в груди, и она думала, что своими ударами оно расколет ей грудь. Пилотка у нее сбилась в сторону, ремень с кобурой отвис, перекосился пряжкой на бок, куртка на плечах взмокла от пота. Ранка слышала, как за спиной позвякивает оторванная подковка на башмаке у бойца, и она с раздражением думала: когда же эта подковка наконец совсем отвалится! Назойливый звук все больше и больше раздражал ее, но вдруг он исчез. Ранка почувствовала удивительную пустоту. Она оглянулась назад посмотреть, куда девался боец, и вдруг обнаружила, что стоит одна.

— Ложись, товарищ комиссар, — тихо, но решительно сказал партизан, все время шедший впереди нее. — Ты разве не видишь швабов? Живо спрячься, а то заметят тебя и откроют огонь.

И вдруг все вокруг изменилось. Камни исчезли, деревья раздвинулись, сделались еще меньше, чем были на самом деле, а горизонт придвинулся настолько, что в первое мгновение показалось, будто в десяти шагах проходит та черта, через которую человек только один раз в жизни переступает. Она уже ничего не чувствовала, словно сердце в ней высохло, и лишь ощущала, как холодный, пот катится под мышками и по спине. Целую минуту Ранка стояла, не имея сил даже пошевелиться. Стояла и застывшими глазами смотрела, как немцы выходят из ущелья. Они двигались довольно свободно, будто считали свой переход интересной прогулкой. Впереди шел рослый мужчина, одетый в шинель, увешанный сумками, с ранцем за спиной и автоматом на груди. К ранцу была приторочена каска, и он был похож на горбатого клоуна. За ним шел солдат ростом поменьше, без шинели, с каской, надвинутой на самые глаза, и без ранца. Потом показался еще один и еще. Цвет их одежды почти сливался с зеленью травы, но фигуры отчетливо выделялись на фоне низких кустарников. Один немец нес ручной пулемет. За ним шел солдат-подросток со штыковой лопатой на плече. На лопате, висела железная коробка с патронами. У коротышки был вид крестьянина, отправляющегося на свою ниву. Ранка подумала: если кому-то из разведчиков не удастся сразу снять пулеметчика, тогда партизанам без жертв не обойтись. Вряд ли они смогут захватить выход из ущелья.

— Ты целься в пулеметчика, — шепнула Ранка бойцу, лежавшему впереди нее, — и смотри не промахнись.

Она знала, что он был отличным стрелком, и подумала: «Если боец с первого выстрела убьет пулеметчика, надо будет сразу подняться в атаку. Нельзя мешкать ни секунды».

— Ты очень долго целишься, — сказала комиссар с упреком. — Мы теряем время.

Все затаили дыхание. Было слышно, как в высушенной прошлогодней траве копошатся на солнце жучки.

— Мне торопиться некуда, — ответил боец. — Я люблю делать свое дело с толком.