Листопад

Разбудил его вот так же, на рассвете. На озеро они пришли затемно. В сооруженном накануне шалаше вдвоем было тесно. От воды, от купающихся в росистых брызгах тальников веяло свежестью. Костя ежился от холода, но взгляд его неотрывно следил за озером. Спокойное, гладкое, оно дымилось сизо-лиловым туманом. Было до звона в ушах тихо. Изредка взметался над водой табунок искрящихся рыбешек и дождем сыпался обратно в глубину. Крикнул где-то потревоженный чибис и умолк, словно испугавшись собственного голоса. Из тумана вынырнула иссиня-черная ласточка, чиркнула белым брюшком по зеркальной глади и исчезла в зарослях ивняка.

Вдалеке от шалаша плюхнулась стая уток. В первых лучах солнца зеленым перламутром заиграли грудки селезней. Костя припал к ложу ружья. Напрягся. Но стрелять было еще рано. Утки плавали слишком далеко.

- Меть в селезня, - поучал отец. - Самке детей растить надо. А этот все равно до весны ошиваться будет. К тому времени и молодняк подрастет. Обойдутся и без него.

Утки были совсем близко. Костя выцелил самого крупного селезня и готов был уже нажать на курок, как внимание его привлекли большие крылатые тени. Они, словно видения, заскользили по гладкой поверхности озера.

- Ш-ш-ш!.. - поднял руку отец и прошептал: - Журавли. Не стреляй пока.

Неторопливо помахивая огромными крыльями, журавли низко летели вдоль берега. Сделав круг, они опустились неподалеку от шалаша. Короткими клювами почистили перышки, размяли свои длинные ноги. Двое из них сторожа - отошли в разные стороны и, вытянув шеи, оглядели даль.

Самый крупный журавль - вожак - высоко подпрыгнул и, чуть приподняв крылья, с возбужденным криком выбежал на круг. На середине взмахнул крыльями, закружился, как волчок. К нему, мелко перебирая ногами и кланяясь, будто поплыла журавка. Остальные журавли захлопали крыльями, закурлыкали, словно одобряя ее: "Браво, други, браво!"

Теперь журка в такт хлопанью Крыльев приседал и шел вокруг журавки.

"Браво, други, браво!.."

В круг выходили парами и в одиночку. Потом пустилась в пляс вся стая. Только сторожа оставались на своих постах. Неторопливые плавные движения неожиданно сменились безудержными прыжками и присядками.

"Курлы, курлы, курлы!.."

Танцы кончились так же внезапно, как и начались. Журавли сбились в тесный табунок и разом застыли, словно прислушиваясь к всплескам на озере. Затем из табунка начали отделяться пары. Отходила в сторону такая пара останавливалась. Журка склонял голову к журавке и нежно курлыкал:

"Курлы, курлы?.. Будем дружить?.."

Потом они разбегались и вместе взлетали. И так пара за парой. Журка журавка, журка - журавка... Выстроившись в косой угольник, они сделали прощальный круг над берегом озера и потянули на север.

- Куда это они? - прошептал Костя и взглянул на отца.

Глаза Шевлюгина были мокрыми от слез.

- Ты что?

- Красота-то какая!.. - вместо ответа вздохнул Шевлюгин. - Аж дух захватывает!.. - И, утирая рукавом глаза, повернулся к Косте: - На болото, сынок, полетели. Там они по парам и будут жить до осени, выводить птенцов. Вот замечай, многие звери и птицы подруг себе выбирают в драке. Владеет тот, кто ловчее и сильнее. Схватки их нередко кончаются смертью. А эта вот птица только в танце, в веселье. Так-то, выходит, лучше.

Шевлюгин вытащил из стволов патроны, стал вылезать из шалаша.

- Уже домой? - спохватился Костя. - А как же охота?

- Она от нас, сынок, не уйдет. Стоит ли в такой день селезням настроение портить? Пусть порадуются весной!..

Разве можно забыть это? Плачущий отец... "Красота-то какая!.." Но видел Костя отца и другим.

...В лесу бушевала вьюга. Резкий, порывистый ветер наскакивал на деревья, гнул их к земле, срывал с сосен снежные папахи, крутил их, рвал на мелкие части. Лес словно замер. По дуплам попрятались птицы. В чащобах затаились звери. А ветер все не утихал.

Голод поднял с лежки старого лося. Он вышел из еловой крепи, выбрался на дорогу и потянул носом. Пахло дымом и еще чем-то таким, что настораживало. Он сделал несколько шагов и снова остановился, прислушиваясь к вою ветра. В это время из-за ствола старой ели выглянул Шевлюгин. Увидев зверя, он вскинул ружье. Выстрел прогремел глухо. Лось вздрогнул, хотел было ринуться в овраг, но тут ноги его подломились, и он рухнул в снег. Рухнул грузно, всей тушей сразу, и из ноздрей его брызнула кровь.

- Что ты наделал? - дернул за руку отца Костя.

Глаза Шевлюгина хищно блеснули.

- Молод учить меня... - и, выхватив из-за пояса топор, размахнулся и ударил между рогов лося...

...Костя в думах своих не заметил, как порозовел восток, как высокое небо сперва посветлело, потом окрасилось в вишневый цвет.

По луговине, будто мелкие волны на озере, в рядах лежала трава. Воздух был насыщен запахами чабреца и подсыхающей ромашки. За ивняком Костя увидел сезонников на косьбе. Размахивая косами, они маленькими шажками продвигались к кромке дороги. С их загорелых лиц лил пот. Косы не слушались, скользили по верхам, сшибая макушки, концами вонзались в рыхлую землю.

- Вы пяткой берите, пяткой... - шутливо посоветовал им Костя.