Листопад

Шевлюгин откровенно, цинично оглядел ее. Светлая шерстяная кофточка чуть-чуть не лопалась от налитых, упругих грудей. Густые косы, уложенные теперь узлом, делали ее горделивой и недоступной. На чистом лбу и под карими пытливыми глазами не было ни одной морщинки. Складная, плотно сбитая, она ему сейчас виделась особенно молодой и красивой.

- Ты просто конфетка.

- На-ка еще одну опрокинь, может, еще лучше стану, - Милючиха пододвинула ему наполненную до краев стопку.

Шевлюгин осторожно поднес стопку ко рту. И разом опрокинул ее.

- Сильна, стерва, - и поцеловал донышко стопки.

Хмель завладел им. Охваченный к себе жалостью, он стал рассказывать о Буравлеве, о том, что тот старается оставить его без дела, которому отдана вся жизнь, грозился убить своих обидчиков, стучал кулаком по столу, грязно бранился и, как несправедливо обиженный ребенок, рыдал на всю избу.

Милючиха сочувственно вздыхала и гладила его жесткие темные волосы, стараясь успокоить. Целовала щетинистые, разгоряченные щеки.

Отношения у них строились по-особому. В коммерческих делах они не уступали друг другу ни на копейку. Порою спорили, бранились. Но когда сделка завершалась, воцарялся мир. Милючиха ласкала его, шептала нежные слова. Она привязалась к Шевлюгину, как иногда одинокие дети привязываются к доброму чужому дяде.

- Ну и пусть, что кто-то хочет отобрать твое егерство! Не помирать теперь из-за этого, - заглядывая в мокрые от слез глаза, сластила Милючиха. - На лесе свет клином не сошелся.

Мокрым полотенцем она терла ему лицо. Расстегнула ворот и, просунув под рубашку руку, гладила его широкую горячую спину.

Шевлюгин неожиданно грубо оттолкнул ее:

- Хватит! Устал от тебя.

- А с Дымаревым у тебя как? - не обратив внимания на его грубость, не отставала Милючиха.

- Никак. Шапки снимаем и только.

- Хочешь, поговорю с ним? Попрошу какую получше работу. Он звероферму задумал открывать.

- Ну какой из меня колхозник?! - Шевлюгин уныло опустил голову. - Я, как дикий зверь, к свободе привык. Перед начальством навытяжку не стоял. Оно само ко мне наведывалось.

- Поработай, посмотри. Может, понравится. А так-то нельзя! Засудят.

- О звероферме-то всерьез или так?..

- Языки, что цепные кобели, брешут, а ветер носит. Может, и верно.

Милючиха зажгла керосиновую лампу. В тусклом свете ее лицо Милючихи с приподнятым подбородком казалось загорелым. Он положил на ее оголенное плечо руку и с невеселой усмешкой заметил:

- Не об этом бы нам сейчас говорить, а мы...

Милючиха провела его во вторую половину избы:

- Постель приготовлена. Ложись отдыхай. Утро вечера мудренее. Да что ты, погоди. Я сама...

Шевлюгин молча, по-медвежьи схапал ее и бросил в кровать.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

1

Дни становились теплыми. Парами и в одиночку лоси уходили в глухие места, на давно обжитые моховые болота. Буян с лосихой отыскал себе укромный уголок в ольшанике близ Жерелки. Лосиха отяжелела, раздалась в боках. Истома одолевала ее. Пожевав стрельчатых всходов нежной осоки, она старалась забраться в самую гущу зарослей. Утомленная, она лежала, поблескивая сливовыми глазами. Слушала, как за Жерелкой чуфыкали тетерева да за оврагом, в болотине, трубили журавли. Посвист птицы, каждый едва слышный шорох не уходил от ее чуткого уха.

Буян не забывал лосиху, которая давно не подпускала к себе. Поселился поблизости и почти каждый день осторожно, мягко ступая, подходил к ольшанику и, прислушиваясь, подолгу разглядывал свою подругу. Однажды, просунув голову сквозь сплетение ветвей, он увидел лосиху, облизывающую двух длинноногих лосят.

Лосята родились крупными. Росли быстро. Вскоре они проворно бегали за матерью, жевали прошлогодние былинки. Набегавшись, безмятежно засыпали, уткнув мордочки в теплое брюхо лосихи. Густой, с желтоватыми сережками ольшаник и красно-бурая шерсть надежно маскировали их от врагов.

Буян ревниво охранял свое потомство. Ложился немного поодаль и, не смыкая глаз, улавливая чутким ухом каждое движение в лесу, был готов яростно, насмерть вступить за них в бой.

2

Лоси с утра покинули ольшаник и только вечером остановились отдохнуть в ельнике на берегу разбухшей Оки. Ночь прошла спокойно. Над лесом льдинкой плавал молодой месяц. Перед рассветом Буян вскочил на ноги, повел ушами. Но было тихо. По ту сторону реки из-за сосняков выглядывала черная морда лохматой тучи. Она разрасталась с каждой минутой. Зловещая темнота накрыла землю.

Встревожилась лосиха. Прижимая лосят к Буяну, настороженно всматривалась в берег. Налетел ветер грозным, бушующим шквалом. С ревом пронесся над лесом. По-бычьи взревела Ока. Грохот пронесся по всему берегу. Лед изломался, вздыбился. Закружилось снежное белое месиво. Треснула, с грохотом рухнула старая елка. Буян в испуге понесся к реке. За ним лосиха с лосятами. Водяной вал с шумом налетел на берег. Ледяной поток захлестнул лосей, понес их.