Листопад

- Из земли, - ответил Прокудин. - Откуда же им больше взяться. Все, что живет на земле, берется оттуда... Давайте присядем на эти вот пенышки. - Старик опустился на пень, прижался к стволу березки спиной. Ну так вот, поговорим о ваших жуках. Самка майского жука откладывает в землю яйца. Через несколько недель из этих самых яиц выходят личинки, или, как их называют у нас, хрущи. На зиму хрущи уходят глубоко в почву. Двухлетняя личинка поедает только корешки молодых растений, а на зиму снова уходит в глубину. На третью весну она становится совсем взрослой. Длина ее достигает более вот этого мизинца. Прозимовав в третий раз, личинка превращается в куколку, а через месяц-два в жука. Но самые лютые враги молодых деревьев - хрущи. Я имею в виду трехлетнюю личинку. Буравлев прошлый раз нам, лесникам, рассказывал, что четыре-пять этих личинок могут погубить запросто с десятка полтора-два молодых сосенок.

- Ловить жуков надо? - спросил Васек.

- Их слишком много. Всех не поймаешь... - заметил рассудительно Митя. - Их тьма-тьмущая. Целыми тучами летают.

- Теперь вы поняли, зачем мы пришли сюда? Надо лесу помогать. Лес к нам обращается с просьбой... Ловить, конечно, мы их будем, но только не шапками, а особым способом. Ну, об этом потом. Всех, правда, не переловим, а несколько тысяч можно уничтожить. Простая арифметика. Из них половина непременно окажется самками. А каждая такая самка откладывает приблизительно по семьдесят, а то и более яичек.

- Мы всех ребят в школе организуем, - загорелся Коля.

- Вот видите. Если всех ребят привести, тогда сколько жуков уничтожим? Тысяча тысяч... - И старик стал подробно рассказывать, что им будет нужно сделать для этого.

3

Домой из леса Прокудин возвращался один. Шел медленно, с передышкой. Нет-нет да и даст о себе знать сердце. Застучит, забьется, как раненый глухарь. И сразу станет в груди тесно и томно. Останавливался тогда старик, хватал открытым ртом воздух, пока не отлегнет.

Отдохнет - и снова в путь. Вот и пройден ложок у болотца, в стороне остался холмик с рябинкой посредине, а впереди уже светлеет рощица с белостволыми березками.

И снова тяжесть в груди.

Эх, годы-годы!.. Промчались незаметно. И не русской тройкой, а космическим кораблем. Кажется, совсем еще недавно был молодым. Тело наливалось могучей силой. А сейчас вот, как пень трухлявый. Ноги отяжелели, словно на них надели пудовые вериги. И зачем сила-силушка так бесследно уходит, будто вода из реки вытекает?

Прокудину припомнилась первая любовь к черноглазой Аниске. Высокой, статной, с темными, до пояса косами. А потом, намного позднее, встреча с женой в Светлой роще. День был весенний, яркий. Пели птицы. Встретились, как дубок с березкой у лесной опушки, и думали, что никогда больше не расстанутся. А пришло время - уехала она от него с пришлым человеком. Ушла, как уходит все - и грустное и радостное...

Неужели так все и осталось позади, а впереди ничего больше не маячит?

Прокудин прибавил шаг... Нет, сдаваться пока он не собирался. У него есть и сегодня и завтра... Для него еще поднимутся по берегам Оки могучие кедры. И мачтовые сосны на вырубке тоже поднимутся. Их он посеял в прошлом году. И, конечно, придет тот день, когда и мачтовые сосны, и могучие кедры под напором ветра откликнутся первым шумком и будут жить и жить, как памятные вестники деда Прокуды. Пусть до этого много и очень много лет. Едва ли даже хватит еще одной человеческой жизни, но он жил и живет этой мечтой - красивой мечтой ожидания...

Вот и пройдена березовая рощица с круглыми, как шары, можжевелками на опушке, и обогнута заросшая красноталом лощинка возле отлогого отрожка. А вот и перекресток дорог у вклинившегося острым углом в луговину оврага. Витая железная ограда у обочины. За оградой заросший дерниной холмик земли.

Войдя за ограду, Прокудин выбросил на дорогу букетик завядших фиалок, присел на дощатую скамью у изголовья могилы. Отяжелели веки его. И тут же к нему явился Иван Буравлев. Вот они то мальчишками сидят за партами в сосновской церковноприходской школе, то уже красногвардейцами, в буденовках, шагают по дорогам гражданской войны, то в форменных фуражках, с топорами за поясами бредут по лесу, присматриваясь к каждому дереву...

Враги расстреляли друга, так вот, запросто - взяли и расстреляли... Как это только можно?

Очнувшись, Прокудин снова увидел холмик земли, окрашенную в зеленый цвет ограду и красную, точно капельки крови, проступающие из могилы, гвоздику у изголовья. И на сердце стало тяжело и тревожно.

- Вечная скорбь, - словно разгадав его тревогу, посочувствовал кто-то рядом.

Прокудин поднял голову. У ограды стоял Ручьев, без шляпы, в светлой спортивной рубашке с накладными карманами. Влажный вечерний ветерок шевелил его сероватые от проседи пышные волосы. В стороне к ореховым зарослям жалась его новенькая "Волга".

- Сколько на Руси вот таких одиноких могилок, - продолжал Ручьев свою мысль. - И часто это могилы неизвестных солдат...