Когда он был лесничим, начальство если и наезжало, то не было назойливым: посидят, поговорят - и делу конец. С директором лесхоза Маковеевым часто ходили на охоту.
Может, и работал бы, если бы имел диплом. А Ковригину диплом ни к чему. Он и без него хорошо знает лесное дело. Всю жизнь прожил в здешних местах, каждое деревце, каждый кустик родней родного!..
- Диплом, диплом! - проворчал он. Чего отрицать, иметь его не мешает. Такой груз карман не тянет. Ну а годы? Не садиться же ему сейчас за школьную парту вместе с мальчишками! Да и нужен ли диплом, чтобы гонять лесников, отводить под вырубку делянки, составлять отчеты?
В ушах прозвучали слова единственного близкого ему человека, деда: "Учись, Степа. Без науки ноне ты что червяк навозный. По себе вот знаю".
Почему тогда не пошел в техникум? Захотел посвободнее пожить. Был бы отец или мать, может, все б пошло по-другому. А тут женитьба. Дети. Болезни...
Как никогда, показался пустым и неуютным дом. Прилив обиды охватил его.
Не помня себя, набросил на плечи полушубок, схватил со стены ружье и выбежал на улицу. Ледяной ветер омыл его разгоряченное лицо, проник под рубашку. Ковригин остановился, открытым ртом хватил несколько глотков крепкого морозного воздуха.
И снег и деревья были необыкновенно красивыми. Все сверкало, переливалось на солнце яркими блестками. Он никак не мог отвести от деревьев взгляда.
Вернулся в дом и повесил ружье. Еще не решил, что будет делать дальше, но ясно было одно: отсюда он никуда не уйдет.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
1
Лыжня все дальше уводила Наташу в лес. Холодные лучи солнца, пробиваясь сквозь густую чащобу, лиловыми разводьями разрисовывали нетронутые наметы. Наташа зачарованно смотрела по сторонам. И снег, нависший на сучьях деревьев, был похож в ее воображении на множество подушек, да таких белых и пышных-пышных, словно набитых лебяжьим пухом.
Чем глубже уходила Наташа в лес, тем больше раскрывалось перед ней чудес. Вот навстречу выплыли снежные бабы. Поравнявшись с елочками, Наташа засмеялась: "Эх вы, красавицы, а я вас за баб приняла..." Но фантазия рисовала новые и новые картины.
Поодаль, у березки, казалось, приостановился молодец. Тонкие руки его были опущены почти до самой земли... Под можжевельниками застыли в стремительном беге маленькие гривастые кони, выгнули горбы белые верблюды... Было очень здорово! Будто это плюшевые игрушки сбежали из детского сада.
Старые толстые пни напоминали ушаты, из которых обильно лезло замерзшее снеговое месиво, похожее на сдобное тесто. Так сказочно, что Наташе невольно почудилось, будто стоит ей только захотеть, как эти снежные бабы, лошадки, верблюды и зайчики закружатся в быстром хороводе вокруг вон той молодой распушенной елочки.
На старой, заросшей ольховником просеке Наташа притаилась за дуплистой, исковерканной бурей сосной. Ей захотелось уловить хотя бы один живой звук. Но вокруг стояла немая тишина.
И тут она заметила, как из-под распушенного можжевельника, сливаясь с белизной сугробов, зачертил черным хвостиком горностай. У опушки он вскочил на поваленный ствол сушины, сбил с нее снежную шапку и, присев на задние лапки, огляделся. В сторону, от кустов, голубел заячий след. Горностай повертел своей крошечной гладкой головкой, хищно втянул ноздрями воздух. Уловив раздражающий запах, он спрыгнул с валежины, припал к земле и пополз.
С молодой березки сорвалась стайка снегирей. Зверек проводил их пугливым острым взглядом и, снова припав к земле, исчез за сугробом.
Наташа бесшумно перебралась к другому дереву и прислушалась. Лес жил своей жизнью. На морозе, будто выстрелы, сухо потрескивали деревья. В чаще, за ельником, затрещала желна. У края просеки на верхушке молодой березки заливалась овсянка... И тут студеный воздух пронизал жалобный крик:
"У-а-а!.. У-а-а!.."
Из кустов прямо на Наташу мчался заяц. На спине, вцепившись зубами в шею, сидел горностай.
Тень большой птицы промелькнула над синеватой просекой. Горностай соскочил с зайца и нырнул в ольховник. На зайца камнем упал ястреб-тетеревятник и ударил по голове сильным, крючковатым клювом. Вонзив в него острые когти, попытался подняться.
И тут произошло неожиданное. Из ольховника вынырнул горностай, бросился на ястреба и мелкими зубами впился ему в горло. На снегу яркими бусинками вспыхнули капельки крови.
Когда ястреб перестал биться, горностай повертел маленькой головкой и, дернув усиками, торжествующе крикнул:
"Эоэ!.. Эоэ!.."
- Вот и все!.. - прошептала Наташа и отвела взгляд. Ей не раз приходилось сталкиваться с подобными случаями и в Дачном лесничестве, но она никогда не задумывалась над этим. "Сильный живет за счет слабого. Вот и вся философия звериной жизни", - неожиданно заключила она. И еще долго стояла в раздумье у ольховника.
Потом обошла заросль и, отталкиваясь палками, помчалась на лыжах через березняк к дому.
У дороги на рыхлом снегу Наташа увидела округлые, в стакан, следы. Они шли к ложку, а там у распушенной, как наседка, можжевелки сходились с другими следами и протоптанной тропой тянулись к осиннику.
"Вот это да!.."