От этих мыслей на душе не стало веселей. Звероферма - зверофермой... А сможет ли он оторваться от леса? Глухариные тока. Охота по первой пороше. Захлебывающийся лай Топтыги. Грозное рычание лесных быков в начале гона...
Шевлюгин понимал, как все это ему дорого и что он это никогда и ни на что не променяет: ни на какие звериные фермы, ни на выгодное место ни в каком лесничестве?.. И он снова вспомнил Буравлева, занесшего руку на его счастье, и Маковеева, который так ничего и не сделал в его защиту, хотя и обещал: мол, пока я хозяин приокских лесов, никто не посмеет нарушить установившийся порядок.
Прилив злобы захлестнул Шевлюгина. Тяжело дыша, он прижался плечом к корявому стволу осины.
Сколько лет он ходил по этим тропам! Сколько костров было зажжено в ожидании зорек! Сколько было выпито вина и услышано всяких историй от бывалых охотников!
Разные люди приезжали к нему. Бывали и ученые, и писатели, и всякое начальство, однажды даже посетили генерал и министр. Все они относились к егерю с уважением, как к хозяину.
Припомнилось и первое знакомство с Буравлевым. Разговор о том, как, работая рядом, станут помогать друг другу. Новый лесничий тогда пришелся Шевлюгину по душе.
"Нахвалил на свою голову, - злорадствовал Шевлюгин. - Правду говорят: сначала узнай человека, а потом... Не то и сам пропадешь ни за копейку. За что я хвалил его? За любовь к лесу?.."
Гнетущая тоска и чувство оскорбления мешали Шевлюгину правильно осознать все то, что творилось вокруг него.
Он не заметил, как над Заречным бором зарумянился небосвод, как бесконечным множеством голубых и розовых огоньков вспыхнули ветви деревьев и как проснулся от птичьего гомона лес...
2
Шевлюгин неслышно проскользнул в директорский кабинет. Маковеев, склонясь над столом, читал газету. Лицо его было озабоченно. На переносье рябью наплывали со лба мелкие морщинки.
Маковеев огорченно ударил по газете кулаком.
- Тоже мне "Торпедо" - черт побери!.. - крикнул он, поднимая голову к двери. И тут же лицо его стало приветливым, улыбающимся: - Матвей Кузьмич! Вот не ожидал!.. Какими судьбами? - Выйдя из-за стола, Маковеев протянул гостю руку. - А я тут спортом увлекся.
"Кипит, как охотничий котелок на костре", - отметил Шевлюгин и осторожно сел на стул. - Да вот. Приехал в Общество охотников... и решил заглянуть к тебе. Давно ведь не виделись.
- Да-да, все дела. Не стесняйтесь, будьте как дома, - дружески похлопывал он по плечу егеря. - Сейчас бы нам на болотину на подслух. Глухари-то поют?
- Чего им не петь? Хвойнику хватает, мох на болоте густой - прятаться можно. А это для них самое дело.
- Да-да... Ружьишко бы сейчас и - бабах!.. А то сидим вот, протираем штаны. Заела текучка, будь она неладна... Всякие отчеты, справки, ведомости. И кому они нужны? Никому. Просто так, для подшивки к делу, а требуют. Ради таких вот бумажек и жизнь пробегает мимо нас. А глухари себе поют, веселятся...
Шевлюгин не перебивал Маковеева.
- А вы-то как, Матвей Кузьмич, попробовали глухарятинки? - спросил Маковеев. - Не затухла она у вас там, на болотине? А я бы на гусей хотел сходить. Да мне как-то не везет на них, - с огорчением сказал он. - Бывал и на кормищах, на маршрутных остановках, ходил и на любимые озерные заводи - ни одной птицы не взял.
- А много их было там? - поинтересовался Шевлюгин.
- Тысячи! Потянутся на кормища - воздух от гусиных крыльев стонет. Одна цепочка за другой...
- Э-э, брат, плохи твои охотничьи дела, - покачал головой Шевлюгин. А как бы, по-твоему, я сделал? - Он взял из пластмассового стаканчика остро очиненный карандаш и на уголке газеты быстро набросал чертежик. Вот ты узнал, где кормища. Иди туда с вечера. Учти, гусь птица осторожная. Малейшего шороха боится. А ты откопай себе окопчик, свежей соломки туда. И выслеживай... Иначе как? Стрелять надо по ходу взлета птицы. Чтобы дробный заряд мог разрезать перо, а не скользить по нему. Иначе добычи не жди.
Кустистые, словно пучки сухой травы, брови Шевлюгина встопорщились. Глаза холодно уставились на собеседника.
- Видишь ли, Анатолий Михайлович, с удовольствием сводил бы тебя на гусей, да отстрелялся я, - голос его прозвучал глухо и отчужденно. Отгуляли девки пасху...
Маковеев непонимающим взглядом окинул ссутулившуюся фигуру гостя.
И только теперь он заметил, как осунулось и постарело его лицо.
- На пенсию вам еще рановато, Матвей Кузьмич! - между тем заметил он. - Еще с десяток лет, а то и больше мог поводить нас по зорьке.
Шевлюгин потер переносицу, махнул рукой.
- Не в том дело. До пенсии этой мне еще десять лет стругать. Леса наши арестовали. Куда ни пойди - патруль. Прежде чем косача там или глухаря подстрелить, надо доложить начальству. Взял добычу - тоже доложи. Для каждого охотника установлена норма: два зайца в год, три селезня, один глухарь и три косача. Подстрелишь больше - штраф плати. Выходит, и моя должность больше не нужна.
Маковеев присел на стул, с недоверием уставился на егеря.
- Вот это новости! - выдохнул он одним духом.
Испытующий взгляд Шевлюгина остановился на его лице.