Листопад в декабре

Фыркают лошади, запряженные в скрипучие арбы. На арбах в корзинах белеет хлопок. По всем дорогам к пирамидальным тополям привязаны ящики, и прохожие кладут в них упавшие с возов хлопья.

На колючих деревьях, которые сажают вместо изгородей, созрели зеленые шары величиной с кулак. Они срываются, гремят о крыши, больно ударяют по головам, катятся по мостовым, раскалываются, брызгают молочным соком. Ребятишки называют эти плоды «собачьим молоком».

Ферганская осень завалила своими дарами и базар…

Многие годы Лосев учился, многие годы рисовал, и все ему казалось: ничего не выйдет. Порой в отчаянии думал, что он бездарность. Но в последнее время о нем вдруг заговорили, стали писать в газетах и журналах, а репродукции с двух его новых картин появились в каждом киоске.

Этой осенью художник навсегда уезжал из Ферганы. На прощанье он зарисовывал дорогие для него места. Заглянул и на базар.

У толстой ивы весной обрубили вершину. Ствол пустил веером множество тонких, длинных и прямых, как стрелы, ветвей. Из них получился большущий сквозной шар. Под ивой досками отгорожено место, заваленное арбузами. В этой загородке Лосев и установил мольберт.

Базар, шумный и пестрый, завален фруктами. А колхозники все подвозят и подвозят их.

Среди толпы осторожно пробираются скрипучие арбы на колесах выше лошадей — везут корзины с виноградом. От раздавленных виноградин арбы в лиловых пятнах. Узбеки в полосатых халатах, с коробочками хлопка, подоткнутыми под тюбетейки, смуглые, веселые, сидят верхом на лошадях, поставив ноги на оглобли.

Старики и мальчики ведут ишаков с перекинутыми через спины мешками, из которых выпирают дыни.

Резко гудят грузовики. Из-за бортов выглядывают арбузы.

Среди базара пылают клумбы с индийскими красными каннами, булькают арыки, в них крутятся огрызки яблок. На камышовых и соломенных подстилках лежат грудами большие сладкие дыни. Толпа жужжит, толкается, топча землю, усеянную косточками, семечками, скорлупой и корками арбузов.

Воздух такой пахучий, словно Лосев дышит, склонясь над разрезанной дыней. Рядом узбек роется в арбузах, они раскатываются, ударяют Лосева по ногам, люди заглядывают на полотно, перегибаясь через доски.

Перед Лосевым тянутся длинные ряды столов под камышовым навесом.

На дощатых носилках сплетены из виноградных веток и листьев пещеры, в которых лежат груды холодного винограда. Он виднеется и в больших круглых корзинах и просто в фанерных ящиках, прикрытых листвой.

Колхозники липкими, почерневшими пальцами кладут на весы большие черно-дымчатые гроздья «чараса». Дымка стирается, и на виноградинах остаются отпечатки.

Лосев видит янтарные гроздья. Резиново-тугие виноградины продолговаты, как пальцы, и тоже в дымчатом налете, через который смутно виднеются косточки. На прилавках лежит и черный, в голубой пыльце, «каракалтак», и пурпурное «сердце голубя», и бледно-золотой «буаки», и зеленый круглый «каттакурган».

Шмель присосался к черно-лиловой виноградине, выел дырку, почти весь залез в нее, оцепенел, упившись соком, обмер в сладкой дремоте, обессиленный, захмелевший.

Весь базар залит ослепительным, опаляющим солнцем. Свет и жара, несмотря на осень, щедро обдают землю. Света такое изобилие, что все видится четко, словно под увеличительным стеклом.

Вот пришел Дададжан (Лосев жил у него на квартире). Старик ставит на прилавок круглую корзину. Большие жилистые руки снимают толстый слой листвы, и художник видит длинные красивые кисти кишмишного винограда. Виноградины мелкие, как черная смородина, без косточек, сладкие, точно капли меда.

Дададжан величавый. Лицо у него длинное, узкое. Оно от зноя почти шоколадное, а шея черная, морщинистая. Ярко выделяются белые усы и борода. На лысой голове черная тюбетейка-ферганка с белой вышивкой. Под нее около виска подоткнут корешком фиолетовый георгин.

Желтовато-серые глаза старика смотрят на людей приветливо. На нем белая рубаха без ворота и пуговиц, подпоясанная линялым синим платком, штаны из бязи чуть ниже колен, халат с лиловыми и зелеными полосами. На босых ногах — глубокие галоши.

В рубахе под мышкой перепел — Дададжан всегда носит его с собой.

На вершинах деревьев, в виноградниках, в садах, около чайхан висят клетки, и по ночам перепела звучно кричат на весь город свое «спать пора!».

Дададжан мастер по виноградарству. Ранней весной, когда наступало время приводить виноградники в порядок, садоводы-любители звали его к себе. Целые дни он переходил из сада в сад, щелкал большими ножницами, одни лозы обстригал, другие привязывал к перекладинам белыми тряпочками.

Лосев любит этого старика, недавно закончил его портрет.

К Дададжану подходит Вика.

Лосева поражают ее пушистые, почти льняные волосы и большие светлые глаза. Нежная кожа на ее щеках чуть-чуть розовеет. Плотную фигурку небрежно прикрывает пестрый сарафанчик. От голых, позолоченных солнцем рук, ног, шеи веет чистотой, юностью.