Читаем Листы имажиниста (сборник) полностью

Первый возвестил эту магию образа самый пламенный декадент футуризма, ученый мальчик, небрежный отец футуризма, столько раз ударявший своего сына тем ударом, который был приготовлен для врага, Ф. Т. Маринетти: «образы не цветы, которые можно срывать и выбирать с мелочной бережливостью: они составляют самую сущность поэзии. Поэзия должна быть непрерывающимся рядом новых образов, иначе она только анемия и бледная немочь»5.

Ибо образы – это безграничная любовь к отдаленным, часто враждующим вещам; ибо образы – это ощупывание мира! Образы воспринимаются… чем?.. лиризмом слушателя, а у интуиции нет умысла и предпочитаний; для нее нет образов высоких и низменных, правильных и неточных, есть только убедительные и старые. Лиризм требует беспрерывья аналогий, эпитетов, «как'ов». Сетями образов выловить из мира всю его сущность. Понять – определить.

Определить – заставить жить.

Почему неинтересны десять заповедей? Потому что нет одиннадцатой, говорящей о поэзии, а следовательно, нет ничего, п[отому] ч[то] и жизнь, и религия, и будущее существуют только от существования поэзии и строка рождает век.

Дайте лиризму сгущенные метафоры, образы, ибо только они окрашивают стихи, а густота краски равносильна ее убедительности. Дайте краткость образов, ибо все длинное – лишнее. Одноактная пьеса лучше трехактной уже меньшинством, а меньшинство всегда право6, даже когда оно заблуждается. Дайте топоры аналогий, чтоб было чем уронить столбы аналитического рассудка. Поэту не нужны столбы, п. ч. проволока его строк беспроволочна. Нельзя пускать в ход образ изредка, только когда душно от рассуждений и описаний, ибо образы не веер, которым обмахивает услужливый поэт дамочку публики. Выкачайте поршнем сравнений пустоты из строк – и туда вольется лиризм, ибо поэзия боится пустоты.

И один раз сказал правду Бурлюк, когда, неудачно переводя Рембо и выдавая рембовские строки за свои, писал (ведь об образах): И все, что встретим на пути, может в пищу нам идти. Этот максимум лирических образов, правильно, но неясно окрещенный Вад. Шершеневичем в «Зеленой улице» политематизмом, и есть сущность поэзии. Образ в слове, образ в форме, образ в ритме, но не ритм образов – и снова пошла плясать Саломея поэзии.

Инструментовка, но ведь однородие звуков есть аналогия их природ. «Тяжело-медное скаканье по потрясенной мостовой» (Пушкин), это шесть раз повторенный один корень, сравненный и противоположный в шести лицах слова.

Футуризм умер! Да будет ему земля клоунадой!

Он должен быть проклинаем за одно то, что у постели своей дряхлости был понят всегда неискренним Белым, спекулянтом разума Брюсовым, даже птичкой на тропинке бедствий – Бальмонтом.

Он должен быть благословляем уже за то, что нес в себе имажионизм, и так бережно нес, что не обнаружил даже слепым, а слепые всегда видят лучше зрячих.

Футуризм умер для того, чтобы дать место строителю и созидателю. Ибо был он средством, а не целью.

Футуризм умер потому, что таил в себе нечто более обширное, чем он сам, а именно имажионизм.

Без муз. Нижний Новгород, 1918. С. 42–43.

Декларация

Вы – поэты, живописцы, режиссеры, музыканты, прозаики.

Вы – ювелиры жеста, разносчики краски и линии, гранильщики слова.

Вы – наемники красоты, торгаши подлинными строфами, актами, картинами.

Нам стыдно, стыдно и радостно от сознания, что мы должны сегодня прокричать вам старую истину. Но что делать, если вы сами не закричали ее? Эта истина кратка, как любовь женщины, точна, как аптекарские весы, и ярка, как стосильная электрическая лампочка.

Скончался младенец, горластый парень десяти лет отроду (родился в 1909 – умер 1919). Издох футуризм. Давайте грянем дружнее: футуризму и футурью смерть. Академизм футуристических догматов, как вата, затыкает уши всему молодому. От футуризма тускнеет жизнь.

О, не радуйтесь, лысые символисты, и вы, трогательно наивные пассеиты. Не назад от футуризма, а через его труп вперед и вперед, левей и левей кличем мы.

Нам противно, тошно от того, что вся молодежь, которая должна искать, приткнулась своею юностью к мясистым и увесистым соскам футуризма, этой горожанки, которая, забыв о своих буйных годах, стала «хорошим тоном», привилегией дилетантов. Эй, вы, входящие после нас в непротоптанные пути и перепутья искусства, в асфальтированные проспекты слова, жеста, краски. Знаете ли вы, что такое футуризм: это босоножка от искусства, это ницшеанство формы, это замаскированная современностью надсоновщина.

Нам смешно, когда говорят о содержании искусства. Надо долго учиться быть безграмотным для того, чтобы требовать: «Пиши о городе».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Форма воды
Форма воды

1962 год. Элиза Эспозито работает уборщицей в исследовательском аэрокосмическом центре «Оккам» в Балтиморе. Эта работа – лучшее, что смогла получить немая сирота из приюта. И если бы не подруга Зельда да сосед Джайлз, жизнь Элизы была бы совсем невыносимой.Но однажды ночью в «Оккаме» появляется военнослужащий Ричард Стрикланд, доставивший в центр сверхсекретный объект – пойманного в джунглях Амазонки человека-амфибию. Это создание одновременно пугает Элизу и завораживает, и она учит его языку жестов. Постепенно взаимный интерес перерастает в чувства, и Элиза решается на совместный побег с возлюбленным. Она полна решимости, но Стрикланд не собирается так легко расстаться с подопытным, ведь об амфибии узнали русские и намереваются его выкрасть. Сможет ли Элиза, даже с поддержкой Зельды и Джайлза, осуществить свой безумный план?

Андреа Камиллери , Гильермо Дель Торо , Злата Миронова , Ира Вайнер , Наталья «TalisToria» Белоненко

Фантастика / Криминальный детектив / Поэзия / Ужасы / Романы
Золотая цепь
Золотая цепь

Корделия Карстэйрс – Сумеречный Охотник, она с детства сражается с демонами. Когда ее отца обвиняют в ужасном преступлении, Корделия и ее брат отправляются в Лондон в надежде предотвратить катастрофу, которая грозит их семье. Вскоре Корделия встречает Джеймса и Люси Эрондейл и вместе с ними погружается в мир сверкающих бальных залов, тайных свиданий, знакомится с вампирами и колдунами. И скрывает свои чувства к Джеймсу. Однако новая жизнь Корделии рушится, когда происходит серия чудовищных нападений демонов на Лондон. Эти монстры не похожи на тех, с которыми Сумеречные Охотники боролись раньше – их не пугает дневной свет, и кажется, что их невозможно убить. Лондон закрывают на карантин…

Александр Степанович Грин , Ваан Сукиасович Терьян , Кассандра Клэр

Любовное фэнтези, любовно-фантастические романы / Поэзия / Русская классическая проза