Здесь внутренние созвучия рассекают длинные строки и численно сближают их с короткой последней, несколько продленной внутренним многоточием. И нам совершенно непонятно, зачем Большаков намеренно подчеркнул это достижение нелепым, чересчур наглядным типографским разбитием строки, напечатав этот отрывок в таком виде:
Не меньшее значение имеет
Примеры такого параллелизма мы нашли в белых стихах Льва Моносзона28
:Здесь последовательно три главных слова, на которых лежит если не смысловое, то темпераментное ударение: второе «сила», «мягкости», «забываю» – и эти слова всюду на третьем месте в строке.
Вот другой пример:
Здесь главные по темпераментности слова (отмеченные курсивом) расположены соответственно во втором с конца месте.
Громадное значение в свободном стихе играет соотношение гласных и согласных.
Идеальный пример соотношения гласных и согласных (по 50 %) мы нашли у Игоря Северянина:
Для удобства сравнений (где же найти еще одиннадцатисложный ямб?!) отсечем отсюда четырехстопку:
и сравним [ее] со следующими строками также четырехстопного ямба:
1) и обаяние ее
2) за рубль штаб-ротмистрство купил –
где согласных 20 % и 72 %. Неужели же эти три строки одинаковы по размеру, по ритму, если даже исключить ускорения и полуударения?!
Но ямб, как казенный правильный метр, как лицо официальное, связан чисто формальными признаками (количеством ударных гласных), свободный же стих признает эти строки совершенно равными по количеству стоп, причем ясно, что наиболеестопной будет та, где % – 72.
Как общее правило следует признать, что три рядом стоящие согласные должны считаться за отдельный слог, а иногда для слога достаточно и двух смежных согласных. Конечно, здесь опять-таки нужна фонетика – математическая работа для точного выяснения долготы каждой комбинации, пока же мы можем только констатировать, что зависимость ритма строки от процентного соотношения гласных и согласных у нас совершенно игнорируется.
Подводя итоги всему вышесказанному и остерегаясь дать точное определение свободному стиху, мы отмечаем его особенности:
Пешковскому29
В «нет никаких законов» – главный и великолепный закон поэзии.
В самом деле: «Поэзия есть возвышенное сочетание благородных слов, причем эти слова сочетаются таким образом, что ударяемые и неударяемые слога гармонично и последовательно чередуются», – писал благородный дедушка русской поэтики Ломоносов. Что уцелело от этого пафосного определения?
Дон-Кихот русской поэтики А. Потебня (известно, что Веселовский или Белый только Санчо Пансы) когда-то сказал: «Совершенствование наук выражается в их разграничении относительно цели и средств, а не в смешивании; в их взаимодействии, а не в рабском служении другим».
С неменьшим успехом это применимо к искусствам. Чем независимее искусство от другого искусства, тем больше энергии уходит в непосредственное изучение того материала, которым ему приходится оперировать.
Еще до сих пор аристократы глупости изучают звуковую природу слова, подсчитывают число ускорений у Пушкина, создают трехдольные паузники или, наконец, с упорством онаниста подсчитывают звуковые повторы и параллелизмы. Это все равно что, желая изучить психологию крестьянина, вымерять число аршин ситца на платьи его бабы. Более смелые откинули от слова все, кроме слова как такового, следят с восхищением образ слова.