Лита

Диланта раздавала приказы, а Вальтанас выбежал на дорогу. Тесса с Кассионой выскочили через другую дверь в лес. Ойра быстро обняла Харзу и прошептала:

– Главное – молчи!

Всадники приближались к их двору. Им навстречу из леса шла Лита. На голове у нее был венок из цветов и веток, она беззаботно крутила во рту травинку.

Допрос № 4 (продолжение).

Дворец Первого совета, середина месяца паринаса

Лита. С начала… Я не знаю, что считать началом, советник Таир. Я никогда не видела своих родителей, и вы дали мне понять, что Вальтанас и Диланта мне не дедушка с бабушкой. Где же мне искать начало? Сколько я себя помню, я живу в лесном доме, в месяце дарионе начала ходить на базар в город, потому что Диланте уже тяжело, а Вальтанас занят.

Советник Таир. А больше у вас никого нет? В лесном доме?

Лита. Нет. И вы уже спрашивали.

Советник Таир. Это единственная причина твоих визитов в город?

Лита. А какая же еще? Ну, может, бабушка с дедушкой хотели, чтобы я с кем-нибудь познакомилась? Я же ни с кем не общалась. Почему вы мне не верите? Зачем здесь держите? Разве я нарушила какой-то закон?

Советник Таир (тяжело вздохнув). Нет, Лита. Но у меня есть основания полагать, что ты – дочь царя Эрисоруса, которую все считают погибшей.

Часть вторая Город на холме

Стоя у стены в ожидании расстрела, он и сам не сможет четко объяснить себе, как была выкована та цепь незаметных, но неотвратимых случайностей, что привела его сюда.

Габриэль Гарсиа Маркес. Сто лет одиночества

Важнее всего не то, что мы умрем, а то, как мы умрем и вспомнит ли кто-то о нас после нашей смерти.

Сильвана де Мари. Последний орк

Вторая царская дочь

Золотые огни вспыхивали тут и там, по всему лугу носились атлеты с факелами и юные воспитанницы жриц богини Айрус с венками из веток мирафы, луговой травы и цветов. Мелькали пестрые туники: алые, белые, голубые, зеленые. Лилось рекой молодое вино с виноградников Суулы, повсюду горели костры. Огненные ралины бегали по кругу, изображая колесо года. Множество голосов и звуков сливались в один мощный ровный гул, и из него постепенно, вкрадчиво прорезался один – высокий, пронзительный, тревожный…

Дочь альтийского царя открыла глаза и протянула руку, чтобы погладить спящего у ее ложа пса. Во дворце было около десятка прекрасных ралинов, послушных, вышколенных, но только этому, неправильному, с белым пятном и аметистовыми глазами, позволялось спать в покоях царевны. Управитель дворца Вариас пытался с этим бороться, изгоняя Солке на псарню, на ступени дворца, приказывая стражникам не пропускать во дворец эту полукровку, но все было бесполезно – Солке умудрялся просачиваться и спать неизменно устраивался в ногах Литари. Вариас попробовал было пожаловаться царю, но тот лишь рукой махнул: оставьте вы их в покое; если им так легче привыкнуть к жизни во дворце, то быть посему.

Лита вздохнула, помотала головой. Надоедливый звук не проходил. Вчерашний праздник, яркий и многозвучный, повторился в ее сне. И который день она просыпалась от этого странного, непонятного, пронзительного до зубной боли звука. Он оставлял смутную тревогу, предчувствие близких перемен. Рука потянулась за серебряным колокольчиком с ручкой в форме дельфина. Трель не успела смолкнуть, как в комнату вбежала белокожая девушка и села перед ложем царевны на колени.

Лита вздохнула, глядя на нее. Рабыня… у нее есть своя собственная рабыня. Девушка невиданной красоты, кроткая, веселая и умная. Почему она должна служить ей? «Прекрасный подарок отца для вновь обретенной дочери» – так называли Флон все во дворце и в городе. Флон, у которой были золотые волосы до колен и необыкновенные синие глаза, нежные руки, глубокий чистый голос и множество сказок в голове. Она была добра к Лите. Она была ей предана.

Великий Гиор отменил рабство после окончания Войны четырех городов, теперь нельзя было купить или продать человека, но ты мог попасть на «вечную службу» за долги, или бесчестный поступок, или чтобы избежать смерти от голода, или ища защиты. Таких несчастных было немало. Никто не называл их рабами, но, по сути, они ими и были: бесправные, вынужденные до конца своих дней служить хозяину, который может подарить тебя – как знак уважения одариваемому – или отдать – в наказание за нерадивую службу. Если злой рок заставил тебя поступить в вечные, составлялся договор, скрепленный печатью Первого совета, а на левую скулу вечному ставилось клеймо – буква «В».