Лита

Двери храма сгнили, осыпались трухой. Лита постояла на пороге, оглянулась, заметила, что Лангур присматривает за ней, и, успокоенная этим, вошла. Сумеречный свет большого зала; колонны, уходящие ввысь, как огромные деревья; танцующая в солнечных полосах пыль; где-то вспорхнула птица – наверное, их множество гнездится под этой частично обрушившейся крышей теперь… Именно по высоте крыши и белым гладким колоннам Лита поняла, что когда-то храм принадлежал Тимиреру, ведь у Айрус все внутри было бы покрыто затейливой резьбой, у Рала – золотом и всюду стояли бы каменные чаши для огня, а у Геты не было бы такой высокой крыши. Лита усмехнулась сама себе: Пенелас была бы ею довольна, ее уроки она усвоила.

Лита подошла к алтарю, разглядела оставленный около него бронзовый черпак для вина, палочку, чтобы мешать огонь, нож. На алтаре с удивлением увидела хлебные крошки и горсть лесных орехов. Все остальное исчезло, сгинуло, пропало. Безжалостное время, глупые люди, что позволили разрушить такую красоту…

Она вспомнила битву с урфами, вспомнила, как стояла и не могла броситься в драку, будто битва была чем-то цельным, тем, что началось без нее и без нее закончится, тем, что ей не принадлежало. Она боялась быть убитой, но хотела драться, хотела победить урфов. Вдруг ей показалось, что за колоннами мелькнула какая-то тень. Стало не по себе. Лита негромко сказала:

– Кто здесь?

Но никто не отозвался – ни шагов, ни шороха. Тогда Лита встала перед алтарем на колени, сложила руки, прошептала:

– Бог мой Тимирер, отец всем ветрам, облакам и птицам! Я, Литари Артемис Флон Аскера, стою на коленях в храме твоем и прошу тебя, моего покровителя: дай мне сил и мужества одолеть урфов. Это не мои деревни, не моя война, но я не могу уйти и забыть о них, обо всех этих людях, о малыше Риу, о Лангуре. – Она споткнулась о его имя, будто о камень на ровной дороге, но тут же продолжила: – Я должна придумать, как им помочь. Помоги мне, Тимирер!

Бог Тимирер молчал. Он не отправил ей знамение с птицей или дуновением ветра, но Лита услышала шаги Лангура и поднялась с колен. Вот он – единственный знак, который могут послать ей боги. Она хочет, чтобы Лангур жил. Жил в мире, без страха. Чтобы его детей, когда они родятся, не съели на обед чудовища в ралутовых масках.

Потом они еще побродили между развалин города, искали оружие, брошенное со времен Войны четырех городов, нашли три хороших, хоть и заржавевших меча и один сломанный арбалет. Лита начала читать наизусть «Сказание о Гиоре и его братьях», которое наставница Карисас заставляла ее учить на уроках риторики:

Были они не разлей вода,
Но каждого зависть и жажда вела:
Жажда быть первым и самым великим,
Быть единственным светлоликим.
Мрак заслонил глаза одному:
«Я самый старший, и потому
Буду я властвовать над каждым из вас,
Вы же должны покориться, смириться,
Клятву верности мне принести
И от трона отца отойти».
«Нет, – отвечал ему брат второй, —
Хоть ты и старше, но город Каменный – мой.
Он средь лесов и озер стоит,
Он по закону мне принадлежит.
Бегут сквозь него серебряные ручьи —
То Айрус прекрасной дар.
Вокруг него ралуты стоят —
То Геты великий дар.
Рал согревает своим теплом,
Наш урожай богат.
Мы храм Тимиреру построили там,
Чтобы тучи он разгонял…»

Она замолчала, а Харза хмыкнул:

– Не знал, что ты у нас заправский бард.

– Наверное, это и был Каменный город… – не стала отвечать на его шутку Лита. – Он был очень красивым, здесь жили ученые и поэты. Жалко, что вот так…

Она не договорила. Лангур молча кивнул в ответ.

Урфы пришли через четыре дня. Деревня только-только зализала свои раны: нашли новое убежище для матерей с маленькими детьми в лесу, наточили топоры, серпы и мечи, оставшиеся в деревне от старой войны. Лита приняла роды еще у одной женщины, той, что пряталась тогда в пещере, и все опять прошло хорошо. Мать попросила Литу дать новорожденной девочке имя, и Лита, подумав немного, выдавила из себя: «Флон».

– О, на старом наречии это означает «спасенная»! – обрадовалась мать. – Это хорошее имя, счастливое. Спасибо, Лита!

Лита не ответила. Закусила губу и стала поспешно отмывать руки. Маленькая Флон причмокивала у материнской груди.