Лита

— А что, — ее губы очаровательно сложились, — а что случилось?

— Почему ты мне этого раньше не сказала, почему я должен это узнавать от следователя…

— Я не думала, что это секрет или заинтересует тебя.

Что-то зашелестело в аллее.

— А что ты думала? С первыми встречными!

Она схватила цепкими пальцами мой локоть и потянула к себе.

— У меня нет объяснения, я — безмозглая. Но я никогда не желала обидеть тебя. Причинить тебе боль.

— Идем, я доведу тебя до метро.

— Уже? Ты отправляешь меня, Алеша?

— Да. Я не хочу, чтобы ты поздно возвращалась домой одна.

Мы переходим привокзальную странную площадь. Около входа с буквой «М» я поворачиваюсь и сразу ухожу.

— Спокойной ночи, милый, — слышу я вслед.

На первой лекции Литы нет. После занятий она стережет меня на Плющихе, зная мой путь домой. В руках у нее шоколадный батончик с шоколадной начинкой за тридцать три копейки. Единственный, который я люблю и позволяю себе раз в неделю. Я покупал их ей.

— Это тебе, — она протягивает шоколад красивыми пальцами, тонкая кисть, удлиненные ногти.

— Где ты была?

— Я лечилась.

Ах да, она же…

— Они меня самой первой принимают, как только открывается диспансер. Чтобы стерильными шприцами. Главврач оказалась очень давней знакомой. Я с ее дочерью в школе училась.

— И что?..

— Говорит, что это ужасно, что со мной случилось, и постарается вылечить меня как можно скорей.

Венерологический диспансер, главврач знакомая, вылечит скорей. Господи, мог ли я подумать… Когда все это начиналось. Была немного капризная, красивая, невинная девушка.

— Прощай, Лита.

Я сажусь в автобус. Она тут же запрыгивает вслед за мной.

— Я провожу тебя до Киевского вокзала, а там пересяду в метро.

Я не хочу, хотя этого. Смотрю на ее лицо. Лебединый переход шеи в плечи. Небольшие, но увеличенные краской глаза. Почему я не могу оторваться от этого. Выкинуть, забыть, выбросить, как мне говорит родивший меня. Папа. Чувство противоречия? Или нечто другое? Я не могу разобраться в своих чувствах.

Дома никого нет. Я отрезаю кусок хлеба, докторской колбасы, складывается бутерброд, с помидором. Даже нет желания нагнуться за салфеткой. И начинаю вспоминать, куда я положил простыню. Жую, не чувствуя, что ем. И нахожу ее позже на дне лакированного платяного шкафа-секции, аккуратно сложенную. На память. Чтобы потом она и я могли смотреть. И вспоминать… Теперь это будет вещественное доказательство. Чего?

Ровно в шесть я стучу в дверь следователя. Уже знакомую мне: как человек быстро ко всему привыкает.

Кабинет стоял такой же казенный. Ничего не изменилось. Он достал не спеша папку. А что должно было измениться?

— Здравствуйте.

— Здравствуйте.

Мы посмотрели друг на друга. Он был мне неприятен. Как и я ему. Неприязнь была взаимная. Что-то в нем отталкивало. Впрочем, есть ли следователь, который притягивает? Казалось, его раздражало, что нужно заниматься делом девушки, которую изнасиловали. К тому же он в это абсолютно не верил.

— Вы должны были принести простыню.

Я раскрыл пакет. Он взял ее в руки, развернул и стал внимательно рассматривать. Я увидел, как упал волосок с ее лобка. Он небрежно смахнул его, продолжая внимательно рассматривать капли крови на простыне. Одно пятно было огромное. Почти…

— Это не может быть менструация? — сказал он вслух скорее самому себе.

— Нет, она у нее началась несколько дней спустя. После девятого мая…

— Есть свидетели? — машинально спросил он.

Как могут быть свидетели чьей-то менструации?

— Ей не могли сделать мазок в диспансере.

— И что из этого?

— Они — свидетели.

— А, да.

Его лоснящиеся округлости лба, казалось, что-то переваривали. Как переваривает фарш мясорубка.

— Она была сегодня на допросе.

— Она ничего мне не…

— Она не должна вам ничего говорить. Вы слишком впечатлительный. Подменяете эмоциями факты. А факт — вещь суровая. Вам ее не потянуть.

— Как вы быстро разобрались. Попробуйте…

— Что вы хотите узнать?

— Как все произошло.

— Из того, что известно мне: ее насиловали двое. Пока один держал ей руки на спинке кресла, другой насиловал ее внизу. Потом они поменялись местами. Но… не насиловавший сказал: «Если хочешь отсюда выйти — возьми в рот…»

— Как?! — воскликнул я. — Как вы…

— Из показаний…

Я содрогнулся.

— Поэтому второй и не хотел ее насиловать снизу, а насиловал в рот. Он знал. А это — умышленное заражение венерическим заболеванием.

Рот, впервые целованный мной…

Меня чуть не вырвало. В мозгах били электрические плети. Разорвите, разорвите во мне все. Я задыхаюсь. Я горю…

— Э, да вы совсем на себя не похожи.

Я зажал рот, подавляя рвотный инстинкт.

— Значит, ее… изнасиловали двое, по очереди?..

— Снизу и сверху, — забил он гвоздь, — два раза. Поэтому преступление и называется групповое изнасилование.

Я замотал головой. Как в шоке.

Он добил: