Литература. 11 класс. Часть 2

В 1958 году Солженицын задумал книгу-летопись о карательной политике большевиков, которая позже получила название «Архипелаг ГУЛАГ». Не допущенный к архивам, он был вынужден опираться на свои собственные наблюдения и непосредственный трагический опыт узников сталинских лагерей. Во вступлении к этому произведению писатель называет 227 имен, которые своими рассказами, воспоминаниями и письмами помогли составить материал книги, посвященной «всем, кому не хватило жизни об этом рассказать». Солженицын подчеркивает, что в книге «нет ни вымышленных лиц, ни вымышленных событий. Люди и места названы их собственными именами. Если названы инициалы, то по соображениям личным. Если не названы вовсе, то лишь потому, что память людская не сохранила имен – а все было именно так». Жанр трехтомного «Архипелага ГУЛАГа», охватывающего 1918–1956 годы, писатель определил как «опыт художественного исследования», которое имело своей целью установить, почему государственный терроризм приобрел такие чудовищные размеры в послереволюционной России. Автор «Архипелага» показал, что «всегда на все есть освящающая теория». Основой массовых репрессий становится теория обостряющейся классовой борьбы, которая сделала уничтожение «врагов народа» естественным явлением общественной жизни. Солженицын убедительно показал, что «в заселении ГУЛАГа была хладнокровно продуманная последовательность и неослабевающее упорство». «Архипелаг ГУЛАГ», жестокое по своей реалистической точности произведение, стал одним из наиболее монументальных созданий Солженицына.

К лагерной прозе относятся «Колымские рассказы» Варлама Тихоновича Шаламова (1907–1982). Писатель провел в лагерях 20 лет. Свою колымскую эпопею он разделил на шесть книг – собственно «Колымские рассказы», «Левый берег», «Артист лопаты», «Очерки преступного мира», «Воскрешение лиственницы», «Перчатка, или КР-2». Впоследствии к этому циклу примкнули «Воспоминания» о Колыме и «Антироман» – цикл рассказов о лагерях Вишеры. Работа над колымской эпопеей продолжалась с 1954 по 1982 год. «Колымские рассказы» Шаламова, в которых показана запредельная бесчеловечность лагерной жизни, никто не решался печатать. Они были изданы лишь за рубежом: в Лондоне на русском языке, в Париже на французском языке, в Нью-Йорке на английском языке. Эти публикации принесли писателю мировую известность.

Проза Шаламова, в которой писатель с дотошностью этнографа воспроизвел лагерный мир, глубоко трагедийна по своей природе. Не случайно писатель отвергает всю литературную традицию с ее гуманистическими основами, поскольку она доказала, по его мнению, неспособность предотвратить озверение людей: «Печи Освенцима и позор Колымы доказали, что искусство и литература – нуль». Свою повествовательную манеру писатель называет «новой прозой», которая должна «воскресить чувство», «необычайные новые подробности», дать «описания по-новому» для осмысления общего опыта XX века, опыта кровавых войн, революций и концентрационных лагерей.

В колымском беспределе жестоко подавлялись нравственные основы и убеждения людей. Непосильный физический труд вытеснял душу и чувства, они становились ненужным грузом. Именно в этих условиях у героев «Колымских рассказов» рождается стремление вырваться на свободу. Побегам из лагеря писатель посвящает ряд новелл под общим названием «Зеленый прокурор». Эта тема развернута и в одном из лучших рассказов Шаламова «Последний бой майора Пугачева». Намерения майора Пугачева, который в течение всей зимы вместе с одиннадцатью товарищами готовил побег из лагеря, состояли в том, чтобы «если и не убежать вовсе, то умереть – свободными». Планировалось захватить самолет. Но боевой группе, куда входили летчики и танкисты, разведчики и сибирские охотники, удалось провести на свободе лишь день и ночь. «Это была первая его ночь на свободе, первая вольная ночь после долгих месяцев и лет страшного крестного пути майора Пугачева». На следующее утро группа была обнаружена и разбита. Побег из мест заключения оказался невозможным, ибо территория лагеря не ограничивалась колючей проволокой. Все, что находилось вне зоны, было втянуто в ту же бездну насилия. Последним гибнет майор Пугачев, гордый тем, что никто из одиннадцати умерших товарищей его не выдал. «Майор Пугачев припомнил их всех – одного за другим – и улыбнулся каждому. Затем вложил в рот дуло пистолета и последний раз выстрелил».