Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие

Чтобы проиллюстрировать основные черты этого метода, необходимо обратиться к его становлению. Социологическое мышление, как и всякое другое, особенно интересно тогда, когда оно предстает не как готовый рецепт, а в «неготовом», динамическом состоянии. Так, в 40—60-е годы XIX века социологический метод как таковой в России еще только складывается. Подобно своим учителям В.Г. Белинскому и Н.Г. Чернышевскому Н.А. Добролюбов был далек от упрощений вульгарного социологизма. Обозначая свою критику как «реальную», он соотносил картину, представленную тем или иным автором, с действительностью. Исследуя, например, вопрос о том, «…возможно ли» то или иное лицо, автор статьи «Луч света в темном царстве» (1860) переходит к «собственным соображениям о причинах», породивших тот или иной характер. Следовательно, очевидным постулатом «реальной» критики является мысль о том, что причины существования всякого характера лежат в самой жизни, во внетекстовой действительности. Н.А. Добролюбов стремится «…определить собственную норму этих произведений, собрать их существенные характерные черты…», отражающие реальность[103].

Очевидно, что критика интересует лишь взаимоотношение «текст – реальность». Тем самым в поле зрения Н.А. Добролюбова попадает лишь одна часть коммуникативной цепи в литературе. И это вовсе не свидетельствует о «слепоте» критика. Напротив, речь идет о программном, принципиальном моменте, об аналитическом «видении».

В качестве примера сошлемся на статью Н.А. Добролюбова «Луч света в темном царстве», в которой, как известно, дана блестящая трактовка драмы Н.А. Островского «Гроза». Значение этой статьи для истории русской литературы неоспоримо. Возвращение к ней сегодня оправдано уже потому что к идеям, высказанным Добролюбовым, одновременно восходят концепции вульгарного социологизма и теории, возникшие в кругу М.М. Бахтина[104].

Н.А. Добролюбов начинает статью с рассуждений о «служебной» роли литературы, «…которой значение состоит в пропаганде, а достоинство определяется тем, что и как она пропагандирует»[105]. Вместе с тем он указывает, что величайшие гении над этой «служебной» ролью возвышались, изображая «полно и многосторонне» существенные стороны жизни. Таков был великий Шекспир. Таков и драматург Островский.

Чтобы этого достичь, Н.А. Островский отказывается от традиционных драматургических жанров. «Гроза», по мнению Н.А. Добролюбова, не укладывается в традиционные схемы «комедии интриг» или «комедии характеров». Островский создает в своем творчестве новый жанр, который в статье обозначен как «пьесы жизни». Отметим, что это жанровое наименование и само по себе весьма характерно для социологического мышления. Если «интрига» или «характер» категории в большей степени внутрилитературные, то понятие «пьеса жизни» выводит анализ на иной уровень. Дело даже не в том, что, по мнению Н.А. Добролюбова, Островский обращается к «житейской, экономической стороне вопроса», а, скорее, в том, что его привлекает «…общая, не зависящая ни от кого из действующих лиц, обстановка жизни». «Положение» действующих лиц, добавляет автор статьи, господствует над ними, т. е. над их характерами. Это важный принцип социологического метода: не столько индивидуальное, сколько социально-типическое интересно в литературе.

Благодаря социологическому методу критик определенные моменты в пьесе «Гроза» акцентирует и замечает, а другие, по-своему тоже важные, не фиксирует. Следует вспомнить, что Н.А. Добролюбов принял участие в литературной борьбе, развернувшейся вокруг творчества Н.А. Островского. В спорах вокруг пьесы «Гроза» столкнулись авторы, принадлежавшие к разным идеологическим и литературным направлениям[106]. Вполне понятно, что некоторые идеи Н.А. Добролюбова даны в полемическом заострении, что, однако, на основные тезисы не влияет.

Критик вплотную подходит к мысли о соответствии характера героини жанровой природе «Грозы». Действительно, в «пьесе жизни», как и в душе героини, нет ничего изначально заданного, «формулированного», восходящего к твердым логическим основаниям. Катерина во всем подчиняется своей натуре, «водится» ею. Основой ее характера является страсть, придающая этой героине глубину и одновременную алогичность. Однако и в русской жизни многое неподвластно логике. Если Н.А. Добролюбов уверенно соотносит развитие русской жизни с характером Катерины, то два литературных момента – характерологический и жанровый – он между собой не сопоставляет и не сводит.

Скорее всего, это кажется ему чем-то само собой разумеющимся и очевидным. Для социологического метода собственно литературные характеристики кажутся банальными и вторичными признаками. Это искажение обусловлено особой оптикой социологического метода, его местом в осмыслении литературы как системы.