При этом по широте тематизируемой в литературе социальной проблематики можно судить о характере существующих социальных напряжений. Там, где литература не имеет характера репрезентации культуры в целом (а это связано с высокодифференцированной социокультурной структурой общества), она обычно «литературна», т. е. рефлексивна по отношению к себе самой, если так можно выразиться, «александрична», питается в значительной степени «вторичным» или собственно культурным, «мифологичным» материалом. В других же ситуациях литература тематизирует проблематизированные социальные значения или культурные образцы социального, а подчеркнуто «литературная» словесность расценивается крайне отрицательно и характерным образом квалифицируется (а порою и осознается самими ее авторами) как «чужая», инокультурная (ср. неприятие идей и образцов «чистого искусства» в России второй половины XIX века, резкие отзывы А. Блока о манифестах и практике акмеизма как «нерусском» явлении[67]
и т. п.).Претензии литературы как субститута культуры на то, чтобы выступать потенцией любых ценностных определений, т. е. на обладание способностями к изображению любых аспектов человеческого в целом, универсальны. Однако, как свидетельствуют исследования ценностного содержания художественных произведений, литература ограничивается исключительно сферой общекультурных, неспециализированных значений, ценностей, идей, норм, представлений и т. п. Крайне редко (как правило, в экспериментальной или высокоэлитарной литературе) предметом ее внимания становится какая-то специальная сфера жизнедеятельности (например, ценности рационального познания, религиозные переживания, прямая политическая агитация). Это еще раз, вопреки ее собственным претензиям, свидетельствует о прежде всего идентифицирующем значении литературы, ее в основном интегративной функции в качестве средства тематизации и поддержания смысловых значений, интегрирующих формы редукции социальных или культурных напряжений, в том числе – напряжений субъективного самоопределения.
Репрезентативный по отношению к культуре характер искусства и литературы означает, что они воспроизводят проблемную природу человеческих отношений и самого мышления. Это же относится как к ритуалу или обычаю, так и к художественному полотну, поэтическому произведению, религиозному трактату, философскому или научному исследованию. Специфика эстетических текстов состоит в конвенциях экспликации ценностного конфликта в драматической форме, в «изображении» и «представлении» системы культурных значений через нарушение социальной или культурной нормы. Однако, в отличие от других повествовательных долитературных форм – эпоса, хроники, житий и т. п., также содержащих весь корпус значений отклоняющегося поведения, характерных для того или иного общества, литературное произведение как эстетический феномен предполагает определенный модус репрезентации – эстетическую условность предъявляемой реальности. Репрезентируемая аномичная ситуация (или последовательность ситуаций), представляющая собой нарушение согласованного социального и культурного порядка взаимодействия в ходе или результате выбора какой-то одной из конфликтующих или альтернативных ценностей, не абсолютна. Она внутренне структурирована таким образом, что в саму ситуацию включены элементы ее контроля, упорядочения дезорганизации. Этой гарантией от дезорганизации являются, во-первых, придание изображаемому модуса вымышленного, мнимого, фиктивного[68]
, а во-вторых,