Литература как социальный институт: Сборник работ

Характер литературной инновации может быть фиксирован только лишь в сопоставлении с внутрилитературными интегративными стандартами – «классикой», состав которой содержательно постоянно меняется, сохраняя лишь несколько имен – символов, уже не столько литературной, сколько национальной и «мировой» культуры (например, Пушкин, Шекспир, Данте, Гёте и т. п.). Достигнутый консенсус в отношении конкретного набора «бессмертных» полагает подвижную границу между зоной собственно литературоведческой работы и сферой актуальной литературной критики (хотя, разумеется, среди писателей-современников производится селекция, отбор кандидатов, сопоставимых – сопоставляемых – с «классиками»). Точнее, синтезированные критерии разбора и оценки литературного произведения, выработанные на материале канонизированной литературы, переносятся на произведения современных авторов. Соответственно, интегрируют систему литературной культуры, а значит, и структуры ориентации в процессах литературного взаимодействия категориальные структуры определения и интерпретации литературных явлений – категории жанра, стиля, поэтики и т. п.

Ориентация на высокие образцы в анализе, интерпретации и включении в состав литературы влечет за собой ряд следствий, касающихся не только содержания самих образцов, но и характера оценки и техники интерпретации. Прежде всего, в состав высокой литературы попадают образцы определенного тематического содержания, т. е. целые пласты литературы отсекаются как «непроблематичные», как «нелитература». Во-вторых, высокая «эстетическая ценность» литературного образца, идеологически отмеченного литературоведом, предполагает определенную технику его интерпретации и оценки, базирующуюся на постулате «идеального», «адекватного» или «своего» читателя, от имени которого выступает литературовед[72]. Выдвигая нормативную концепцию истолкования (характерна здесь принципиальная невыявленность ценности собственной позиции), литературовед исходит из необходимости прояснения «генезиса» создания произведения, его структуры и особенностей для «лучшего его понимания», т. е. предполагает «единственный» вариант понимания, как бы замещая самого автора. Принцип «адекватного» (или даже «превосходящего» его по полноте) истолкования произведения («адекватного» автору, точку зрения которого апроприирует литературовед) имитирует тем или иным образом «историю» возникновения и создания произведения. При этом указывается либо на характер «влияний» и «заимствований» выделенных мотивов, тем, стилевых особенностей, либо – в более рефлексивной форме – на сферы и специфику культурных значений, идентифицируемых с тем или иным пластом семантики произведения и могущих гипотетически служить в качестве образцов для автора. (Важно, что и эти сферы значений маркируются как «авторские», отмеченные литературными авторитетами.) Но так или иначе, матрицей объяснения и истолкования остается «творчество» автора в качестве онтологической предпосылки, имплицирующей исторический процесс создания произведения и, соответственно, процесс исторического развития литературы. Разумеется, это не означает, что в каждом случае любой литературовед старательно описывает или детально реконструирует процесс написания текста, последовательно истолковывая, исходя из каждой фазы его создания, эстетические особенности и художественное своеобразие всего целого. Принципиально важно, что сами структуры объяснения основываются на герменевтических канонах и категориях, которые все без исключения конституированы регулятивами адекватного («конгениального») прочтения, понимания, переживания и восприятия эстетического качества текста.