Литература как жизнь. Том I

Когда начали крутить «общечеловеческими ценностями», я по совместительству уже преподавал в МГИМО, учреждение насквозь политическое, и там началась паника. Прежде всего всполошились, где и когда Ленин говорил то, что на него непохоже? Завкафедрой марксизма, сомневаясь в горбачевском истолковании Ленина, напоминал пушкинского Отца Варлаама, которому беглый монах читает сыскную грамоту шиворот-навыворот, и получается, что беглый это сам Варлаам. Спасая себя, старик, взрывается: «Нет, брат, молод ещё надо мной шутки шутить». И завкафедрой доискался в статье о программе тех слов, какие были искажены и присвоены реформатором. Ленин говорил о бесспорном для марксиста: общечеловеческое в принципе, конечно, выше пролетарского, но принцип осуществим лишь в бесклассовом обществе. Успокоив свою философскую совесть, завкафедрой публично однако не выступил, а в печати и на деле торжествовал абсурд, процесс пошел, и перетолкование ленинских слов имело, как мы слишком хорошо знаем, последствия катастрофические по мере того, как стали делиться с зарубежным человечеством ценностями материальными. Задешево продали целые промышленные отрасли, разбазарили часть бесценных природных ресурсов, отдали куски своей территории, открыли разведывательные секреты, а информацию, наработанную целыми исследовательскими институтами, ученые, увешанные советскими званиями и наградами, вывозили за рубеж как свою собственность: настолько общечеловеческими оказались ценности адептов и агентов перестройки, проводивших классовые интересы компрадорской олигархии (теперь это вредительство оправдывается как изменение тренда нашего развития, то есть не жульничество, не воровство, не предательство – не подлежит Уголовному кодексу, реформаторы хотели, как лучше, и сделали всё, что могли).

Большой Иван, когда Сноу заговорил о «двух культурах», шагнул ему навстречу, прекрасно понимая, что Сноу говорил о других культурах, но все же английский писатель считал желательным и даже обязательным знание двух культур, и Анисимов хотел было, тот же довод использовать, но не успел, скончался. Ставший после Анисимова нашим директором Сучков думал сдвинуть дело с мертвой точки. Он считал, что Ленину непосредственным источником идея «двух культур», которая восходит к Платону, мог послужить Дизраэли и его роман «Сивилла, или Две нации». Соответствующую выдержку найти и перевести было нетрудно, но Сучков полагал, что Ленин цитировал по старому переводу романа. «Я сам читал перевод!» – говорил он, требуя, чтобы я отыскал ту книгу: две нации – две культуры: богатых и бедных в капиталистическом обществе, у нас при социализме разобщение культур, само собой, изжито, преодолено. Однако искомого перевода не было. Но найдись перевод, что изменилось бы? После кончины Бориса Леонтьевича наш ЮрБор мне рассказал: у них в семье считалось, что Ленин взял идею «двух культур» из статьи его деда Роберта Виппера «Две интеллигенции»: предреволюционный идейный раскол среди образованных, с чем, как считалось, тоже давно покончено в нашем обществе. Ну, сослались бы на Виппера и что? Как будто ссылка могла перевесить бесчисленные повторения «берем только… берем только… берем только». Вадим Кожинов пытался с «только» спорить, но никакие доводы не действовали, действовали интересы.

«То, что полезно для общества, возможно ввести в жизнь только силой, так как частные интересы почти всегда этому противоречат», – с этими словами Руссо согласился Пушкин. Личные интересы вовлечены в затемнение любого вопроса, это универсально, борьба во имя интересов общественных не бывает безличной. Прояснение ленинского понимания культуры становилось невозможным из-за благоглупостей, что годами высказывались по поводу «двух культур». Кем благоглупости высказывались, те и старались не допустить прояснения, а ничто не защищают так яростно, как собственную застарелую неправоту. У нас среди влиятельных лиц не находилось заинтересованных в прояснении, потому что ими и было запутано, а вроде готовые прояснить хотели тот же вопрос запутать по-своему. Сопротивлялись прояснению генералы советского марксизма, они успели наговорить глупостей и были готовы свои глупости отстаивать зубами и когтями во имя защиты марксизма-ленинизма от извращений, они же потом будут хоронить ими извращенный марксизм-ленинизм.

С влиятельным литературным деятелем был у меня разговор. Издать бы у нас в переводе, говорю, книгу русского американца Германа Ермолаева «Советские литературные теории», мы сами того не написали. Деятель возразил: «Что же получится? Ермолаев прав?». Упустил я из вида, что Ермолаев им же был разнесен на все корки, поэтому прав или неправ, низззя. Подобный саботаж теперь называется глубинной политикой (после книги Питера Дейла Скотта).