Литература мятежного века

Автор придавал роману особое значение. Окончив его, он сделал следующую запись в дневнике: "Почему-то грустно, когда вещь, с которой много-много дней, складывающихся в годы, ты оставался с утра наедине, наращивал, выгачивал главу за главой, вещь, которая была твоей, только твоей, - и тем более это задуманная как твоя Главная книга или, во всяком случае, первое звено такой книги, - вдруг от тебя уходит, идет в плавание, будет сама жить, сама себя отстаивать". Александр Бек написал о том, как он представляет себе нашу жизнь, начиная с 30-х вплоть до середины 50-х годов. Никаких событий во время нашего знакомства с главным героем в романе не происходит. После XX съезда Онисимова лишают высоких постов, и он получает новое назначение - его направляют послом в одну из стран, но вскоре он заболевает раком и возвращается в Москву. Человек незаурядный, редкой работоспособности, Онисимов, лишенный действия, постоянно думает, анализирует, стремится понять, что же произошло, почему его, крупного специалиста, верного солдата партии, как говорится, выбросили за борт.

Даже по тому, что вышло из-под пера писателя (Бек неоднократно напоминает, что это лишь часть целого, чем, видимо, объясняется известная неряшливость стиля, недостаточная мотивированность поступков героев, отсутствие глубоких психологических характеристик), можно судить о его замысле дать историю общества как бы в разрезе. При этом романист настаивает на том, чтобы читатель верил каждому его слову, чтобы все, о чем он повествует, принималось за чистую правду, добытую якобы вследствие тщательного анализа явлений жизни и документальных источников. Он так и пишет: "Проникая по праву писателя во внутренний мир Онисимова, куда Александр Леонтьевич почти никого не допускал, автор, думается, не изменяет исследовательскому строю этой книги. Воображение, догадки опираются и тут на верные источники, порою на документы, что носят название человеческих. О происхождении, характере одного из таких документов, переданных мне, я с разрешения читателя скажу несколько позже..."

Разумеется, серьезным анализом эпохи, опирающимся на солидную фактическую базу, равно как "верными источниками" и "документами", писатель не владеет. Это, так сказать, художественный прием. Тем более что в наше время слова "анализ", "исследование", "документ", "верные источники" действуют на свихнувшиеся умы так же завораживающе, как действовали некогда на непросвещенного человека слова "чудо", "нечистая сила", "святые мощи" и т. д. Каждая эпоха имеет свой словесный инструментарий, способный так или иначе влиять на человека. Видимо, это имел в виду романист. Мол, достаточно и того, что названы имена и дан толчок в определенную сторону, а остальное довершит молва и та полуправда, которая укоренялась в обыденном сознании. Между тем весьма любопытен образ главного героя. Онисимов незаурядная личность. Действительно, слишком многое связывает героя с эпохой, породившей его, в то же время в нем как бы сосредоточены ее противоречия, кипучая энергия и драматизм. Но главная, доминирующая черта, определяющая характер, стиль жизни и деятельности Онисимова, - это покорность, верность директиве, безропотное служение указанию сверху (изображением этих качеств, к сожалению, и исчерпывается характер). А все началось с совершенно неожиданного для него самого поступка - предательства Орджоникидзе, с которым связывали долгие годы дружбы. Вот эта сцена:

"Онисимов хотел молча пройти, но Сталин его остановил:

- Здравствуйте, товарищ Онисимов. Вам, кажется, довелось слышать, как мы тут беседуем?

- Простите, я не мог знать...

- Что же, бывает... Но с кем вы все же согласны? С товарищем Серго или со мной?

- Товарищ Сталин, я ни слова не понимаю по-грузински... Сталин пропустил мимо ушей эту фразу, словно она и не была сказана. Тяжело глядя из-под низкого лба на Онисимова, нисколько не повысив голоса, он еще медленнее повторил:

- Так с кем же вы все-таки согласны: с ним? - Сталин выдержал паузу. Или со мною?

Наступил миг, тот самый миг, который потом лег на весы. Еще раз взглянуть на Серго Александр Леонтьевич не посмел. Какая-то сила, подобная инстинкту, действовавшая быстрей мысли, принудила его... " он, Онисимов, не колеблясь, сказал: "С вами, Иосиф Виссарионович".