Новый тип либерального интеллигента труден для воплощения в искусстве, поскольку изменчив, непоследователен, текущ и многолик, равно как опасен в силу своей индифферентности и инородности. Одна из его разновидностей, пожалуй, наиболее агрессивная и зловещая, выведена в образах шукшинских чертей. Пока Иван добывал справку, что он умный, твердыню русских монастырь - уже осаждала ватага чертей, во главе которых - "Некто изящный, среднего роста, в очках... ". Каждый из них выполнял определенное поручение и делал это хорошо. "Кто из чертей, засунув руки в карманы узеньких брюк, легонько бил копытами ленивую чечетку, кто листал журналы с картинками, кто тасовал карты... Один жонглировал черепами. А четверо - три музыканта с гитарами и девица - стояли прямо перед стражником: девица красиво пела "Очи черные". Лихо исполняли черти "под народ" - "Камаринскую" и "По диким степям Забайкалья". Хорошо они пели и плясали, так хорошо, что русские Иваны-дураки, расчувствовавшись, прозевали момент, когда их облапошили. Захватив монастырь, черти стали хозяевами положения: теперь монахи вынуждены иконы рисовать с них, чертей, а Иванов они собираются учить уму-разуму. "Какие же вы все же... грубые, - сказал изящный черт из-за частокола. - Невоспитанные. Воспитывать да воспитывать вас... Дикари. Пошехонь. Ничего, мы за вас теперь возьмемся".
Не менее значительных высот достигает дар Шукшина-сатирика при создании образа Мудреца, воплотившего в себе самые отвратительные проявления бюрократизма, тупости и цинизма кремлевских властителей. Мудрец "весь в теории" и так же социально вредна его демагогия. Но Шукшин не ограничивается приемом саморазоблачения героя, он активно вмешивается в ход событий и таким путем окончательно разоблачает этого деятеля.
Великолепен конец его окончательного посрамления: "С Мудреца сняли пиджак, брюки... Сняли рубашку. Старичок предстал в нижнем теплом белье.
- Это безобразие! - кричал он. - Здесь же нет основания для юмора! Когда смешно? Смешно, когда намерения, цель и средства - все искажено! Когда налицо отклонение от нормы!
Здоровенный парень деликатно похлопал его по круглому животу.
- А это... разве не отклонение?
- Это примитив! Это юмор каменного века! Все глупо, начиная с ребра и кончая вашим стремлением... Ха-ха-ха! О-о-о!.. - И тут старичок пукнул, как-то по-стариковски, негромко - дал, и сам очень испугался, весь встрепенулся и съежился. А с молодыми началась истерика".
В подкладке сатиры Шукшина - действующие лица Иван-дурак, черти, Змей Горыныч, Мудрец, Баба-Яга, ожившие литературные герои - скрывается реальная действительность с ее напряженными внутренними процессами - отчаянием, нарастанием в обществе пессимистических настроений и трагических предчувствий.
Василий Шукшин, пожалуй, один из первых отчетливо разглядел лик жизни, которая настойчиво стучала в дверь нашего дома. Писателю ничего не нужно было измышлять за письменным столом или разыскивать своих персонажей по городам и весям России. Иваны-дураки и крепко спаянная между собой космополитская рать, то бишь черти, обступала его со всех сторон, галдела, терзала его измученную душу, отравляя ему жизнь. Она настойчиво лезла на лист бумаги - и он поддался, уступил ей... У него так и не хватило сил завершить "До третьих петухов" - горький смех внезапно оборвался и перо остановило свой бег.
IV
Искусство трудно. Чего стоит признание Гоголя о том, что каждая строка в "Мертвых душах" досталась ему потрясением. Это не какой-нибудь современный литературный Геракл, в мгновение ока создающий "общечеловеческие ценности"... Классики заживо сжигали себя на костре художества. Для них литература - святое дело, орудие познания тайн природы и человека. Именно здесь истоки непоколебимой веры в свое призвание, осознание роли и значения духовных богатств нации в контексте широкой исторической перспективы. Но как только ослабевает энергия веры и идейной убежденности, художественное творчество начинает затухать. Вспомним, как знаменитый французский писатель объяснял причины упадка итальянского искусства. "Итальянское искусство упало с высоты вовсе не потому, что, как обычно полагают, его покинуло высокое дыхание средневековья, что недостает гениальных творцов (...) гений всегда живет среди народа, как искра в кремне - необходимо лишь стечение обстоятельств, чтобы эта искра вспыхнула из мертвого камня, - писал Стендаль. - Искусство пало потому, что нет в нем той широкой мировой концепции, которая толкала на путь творческой работы прежних художников. Детали формы и мелочи сюжета, как бы художественны они ни были, еще не составляют искусства, подобно тому, как идеи, хотя и гениальные, еще не дают писателю права на титул гения или таланта. Чтобы ими стать, надо свести круг воззрений, который захватил бы и координировал весь мир современных идей и подчинил бы их одной живой господствующей мысли. Только тогда овладевает мыслителем фанатизм идей, то есть яркая и определенная вера в свое дело, без которой ни в искусстве, ни в науке нет истинной жизни".