Литература мятежного века

«Все сумею. Все смогу. Все найду…»
А тележка — на железном ходу.
А на привязи — конек-игрунок.
А домишко — золотой шеломок.

Ходит Ванька, на колеса гладит,

Ухмыльнется — да приплясывает:
Звери-курицы! Даешь Совнарком!
Погарцуем перед красным крыльцом!

Что за нэп! Что за хлеб? Что за ВЦИК!..

Ходит Ванька — сам себе большевик.
Что ни слово — то рублев на пятьсот,
А сынишка — погоди! — подрастет!..

Ходит Ванька да посвистывает,

Да делишки всем подыскивает,
Да всё колышки постругивает,
Да жену свою поругивает…

То ли год, то ли век, то ли два…

Где ты, Ванька, удала голова?
Запропал ты где-то там… Ой-е-ей!
Душу грешную, Господь, упокой.

А домишко да под весь корешок

Подклевал золотой петушок.
Зашумела, зацвела трын-трава…
Ой ты, Ванька, удала голова!

А сынишка — вот с такой бородой!

Целый день сидит за кружкой пивной.
Дует пиво — ради притчи сия…
Свитый Боже Все мы люди твоя.

(«Притча о Ваньке-встаньке»)

Позднее творчество (девяностые годы) Тряпкина наполнено светом, воздухом и светлой печалью. На мир, на земную юдоль он смотрит глазами мудрого человека. Книгу бытия читает этот прекрасный поэт как таинство, как страницы судьбы, предначертания которых всегда сбываются.

А жизнь прошла. Закончены ристанья.
Исправим печь. И встретим холода.
И только смутный гул воспоминанья
Проходит вдруг по жилам иногда.

Он пронесется там, как в шахтах воды,

Промчится гул — и снова забытье.
И перед древним сумраком природы
Горит свеча — окошечко мое.

Один из сквозных мотивов тряпкинской лирики — слияние человека с природой, погруженное в атмосферу прозрения и легенды. И еще об одной редкостной особенности творчества Николая Ивановича: поэтичность и задумчивая созерцательность многих образов роднит его с фольклором. Это сообщает стихам особую прелесть.

А на улице снег, а на улице снег,
А на улице снег, снег.
Сколько вижу там крыш,
сколько вижу там слез,
Запорошенных крыш, слег!

А в скиту моем глушь,

а в скиту моем тишь,
А в скиту моем глушь, тишь.
Только шорох страниц
да запечная мышь,
осторожная мышь, мышь.

А за окнами скрип, а за окнами бег,

А над срубами — снег, снег…
Затопляется печь. Приближается ночь.
И смешаются — печь, ночь.
А в душе моей свет.

А враги мои — прочь.

И тоска моя — прочь, прочь.
Загорается дух. Занимается дым.
(А на улице — снег, снег.)
Только шорох страниц.
Да свечи этой вспых.

(А за окнами — снег, снег.)

А в кости моей — хруст.
А на жердочке — дрозд.
Ах, по жердочкам — дрозд, дрозд.
И слова мои — в рост.
И страна моя — в рост.

И цветы мои — в рост, в рост.

А за окнами — снег. А за окнами — снег.
А за окнами — снег, снег.
Из-за тысячи гор. Из-за тысячи рек.
Заколдованный снег, снег…

(«А на улице снег…»)