Как порою случается с выдающимися людьми, слава является к ним совершенно неожиданно. Вот что произошло с Валентином Пикулем: «Я шел по Риге и увидел у центрального книжного магазина огромную очередь. Я невольно поинтересовался: «Что дают?» Мне ответили, что стоят за романом Пикуля. Я несколько опешил от неожиданности, а затем пошутил: «Так ведь это никудышний писатель». Люди вдруг сразу помрачнели, и какой-то парень с хорошими бицепсами посоветовал побыстрее «топать отсюда», ибо читатели могут намять бока. Как бы в подтверждение его слов раздался звон битого стекла — кто-то по неосторожности выдавил витрину. Я мчался домой как на крыльях. Я понял, что теперь я настоящий, признанный писатель!» Прошло немного времени и началось триумфальное шествие сочинений Пикуля, перехлестнув границы СССР и став достоянием любителей словестности Болгарии, Китая, Сирии, Японии и других стран. А «цивилизованная» Европа пристрастилась к его чтению посредством «бесконечно больших пиратских» изданий. Увы, и тут внешне добропорядочный и чопорный Запад явил свою меркантильную природу… Быстро растущая слава удовлетворила самолюбие писателя, но не принесла ему покоя. Но об этом позже.
Тут впору немного отвлечься от личности писателя. Художественное произведение как и его создатель, неотделимы от времени, к которому они принадлежат. Поэтому из какой бы эпохи ни был взят сюжет сочинения в нем в той или иной мере отражаются идеалы, воззрения и нравы общества, в коем живет художник, ибо он творит, в первую очередь, для своей эпохи и своего народа, имеющем неоспоримое право требовать, чтобы в сочинение было понятно и близко ему, а равно отвечали духовным запросам времени. Такой подход лежит и в основе художественного произведения на историческую тему. В свое время Гегель писал, что для того, чтобы прошлое «сделалось нам близким, недостаточно даже того, что и это прошлое и настоящее принадлежит одной и той же стране и одному и тому же народу, а нужно, чтобы само прошлое нашего собственного народа находились в более близкой связи с современными условиями и жизнью». Выделим и еще одну гегелевскую мысль, что здесь не имеет никакого значения то обстоятельство, что ученые и критики находят отсутствие правильного изображения, свойственных описанной исторической эпохе, бытового колорита, нравов и чувств, ибо «художественное произведение и непосредственное наслаждение им существует не для знатоков и ученых, а для публики, которую вряд ли серьезно занимает точная передача исторических подробностей».2
Писатель Валентин Пикуль тоже придерживается подобного взгляда. Он убежден, что «исторический роман — это роман во многом и современный». Он, воссоздавая прошлое, вольно или невольно соотносит его с настоящим. Возникающие сплошь и рядом аналогии между историей и современностью закономерны. «Хотя, положа руку на сердце, должен сказать, что здесь нет, да и не может быть прямого соотнесения». И, ссылаясь на конкретный пример из собственного опыта (история публикации романа «Нечистая сила»), продолжал: «Прослеживая разложение царского самодержавия в канун революции, я пытался показать, что Распутин был лишь видимой фигурой той отвратной камарильи, которая плясала вокруг престола последнего царя, тех тайных сил, которые режиссировали историческое действие. Это все и есть «нечистая сила», это бесовский шабаш на русской земле». О том, что этот «бесовский шабаш» продолжается, свидетельствуют нападки на автора романа клеветников России. В ход идут хорошо отработанные и давно испытанные русофобские приемы — не сметь уважительно говорить о России и откровенно называть себя русским, ибо тут же навешиваются ярлыки — «черносотенец, шовинист, антисемит».3 Но об этом разговор впереди.
Далее. Перед автором исторических сочинений встает немало трудностей как в плане отбора материала, так при восстановлении общественной атмосферы, духа, характеров, быта, культуры и т. д. данного времени. Здесь нужны глубокие знания, большой силы творческое воображение, а равно и врожденная способность перевоплощения и художественный инстинкт. Валентин Пикуль обладал перечисленными выше качествами.