Начало изучению литературы русского зарубежья положили сами эмигранты. И сегодняшнее отечественное литературоведение опирается на давние традиции, сложившиеся на Западе, в осмыслении культурного наследия русской эмиграции. Однако, несмотря на то что в нашей стране в 1990-е гг. изучение «параллельной ветви» русской словесности выдвинулось в число «магистральных линий» литературной науки, многие вопросы пока не только не решены, но и не поставлены. Трудно не согласиться с высказыванием А.Чагина: «Мысль о единстве русской литературы, а если говорить точнее – о русской литературе ХХ века как о внутренне целостном явлении стала сегодня вроде бы общепринятой, она утверждается во многих работах, объединяя позиции большинства современных исследователей. На самом же деле положение здесь более сложное…»8
. Ученый предостерегает против упрощенного подхода к решению этой проблемы. И предлагает исходить из «формулы»:К числу актуальных задач следует отнести, во-первых, детальное исследование каждого из этих процессов, или ветвей, русской литературы; во-вторых, изучение русской литературы ХХ в. как сложной, противоречивой, эстетически многообразной целостности с учетом взаимодействия двух составляющих ее потоков (литература диаспоры и метрополии). Предлагается рассматривать эту целостность как систему, внутри которой устанавливаются свои сложные отношения между составляющими ее подсистемами. Так, Л. Флейшман в 1978 г. на симпозиуме в Женеве, посвященном проблеме существования двух литератур («одна или две русские литературы»), говорил о «системных отношениях метропольной и эмигрантской подсистем и их взаимодействии»10
. Подобный подход к решению проблемы единства русской литературы представляется продуктивным и открывает новые перспективы в изучении литературного процесса ХХ в.Что же касается самого взаимодействия между эмиграцией и метрополией, то оно проявлялось многообразно. Вячеслав Костиков отмечает, что «в жизни эмиграции при всей ее многоплановости, разобщенности, противоречиях есть определенная логика. И логика эта определялась не столько внутренней жизнью русского зарубежья, сколько постоянным, временами навязчивым соотнесением себя с оставленным отечеством»11
. Кроме того, стремление сохранить связь с родиной отличает изгнанников с самого начала их пребывания в эмиграции. Это отразилось в переписке (в архивах Западной Европы и США хранятся значительные подборки писем, датированных 1920–1930 гг.), в использовании возможности любых контактов, в том числе через знакомство с новыми изданиями. Так, в первом номере нового журнала «Русская книга» за 1921 г. А.С. Ященков писал: «Для нас нет в области книги разделения на советскую Россию и на эмиграцию. Русская книга, русская литература едины на обоих берегах. И мы будем стремиться к тому, чтобы наш журнал получил доступ и в Россию. Для того, чтобы наилучшим образом достигнуть этой цели, мы будем оставаться вне всякой политической борьбы и вне каких бы то ни было политических партий»12.Правомерно говорить о системных отношениях внутри целостности, имея в виду русскую литературу ХХ в., еще и потому, что ее соединяют с классической традицией прочные преемственные связи, что оба потока имеют один исток. И это хорошо осознавали сами эмигранты. Так, З. Шаховская, характеризуя творчество писателей старшего поколения, оставшихся в России и оказавшихся в эмиграции, подчеркнула: «Они были воспитанниками одной и той же культуры и от этой годами приобретенной,
Верность традициям национальной культуры как залог сохранения внутреннего единства русской литературы сегодня ни у кого не вызывает сомнений. В то же время требуют решения такие задачи, как анализ итогов («приобретений» и «потерь») параллельного развития двух литературных процессов, изучение способов взаимодействия между ними и возможности взаимовлияния; исследование роли русского языка в эстетическом самоопределении каждой из подсистем, национального образа мира в них; выявление закономерностей художественного развития, определение характера взаимодействия с мировым литературным процессом. Е.П. Челышев подчеркивает важность решения проблемы преемственности, требующей «сопоставления литературы метрополии и диаспоры, причем не в пространственно-географическом, а в культурно-историческом, идейно-эстетическом плане, предусматривающем анализ соотношения классической и новой литературы, всей суммы литературно-классических и философских концепций как с той, так и с другой стороны»14
.