Литература русского зарубежья (1920-1990): учебное пособие

Сразу после Октябрьской революции в советской России явственно сказывались установки на разрыв с вековыми традициями русского народа. Прошлое всячески дезавуировалось, слово «старое» стало чуть ли не ругательным. Так называемый «новый человек», формирующийся под воздействием марксистско-ленинской идеологии, противопоставлялся прежнему опыту народа, из сознания людей выкорчевывались какие бы то ни было «пережитки прошлого». Что же касается Шмелева, то для него, наоборот, первостепенное значение всегда имел духовный опыт, накопленный народом в течение веков, вне которого жизнь обречена на разрушение и гибель. Проблема наследования духовных традиций (ключевая в творчестве писателя) наиболее четко и основательно представлена в главных шмелевских произведениях «Богомолье» (1931) и «Лето Господне» (1933–1948) – дилогии жизни, герои которой упиваются счастьем бытия, ощущают в душе благодарность Творцу за красоту им созданного мира.

В предложенных современными исследователями обозначениях жанра «Лета Господня» доминируют те определения, в которых подчеркивается роль вымысла и творческого воображения писателя: роман-сказка, роман-миф, роман-легенда и т. п. Подобная интерпретация произведения восходит к печально знаменитой оценке, вынесенной в свое время Г. Адамовичем. Суть ее в том, что Шмелев приукрасил, идеализировал прошлое, показал Россию такой, какой она в действительности не была⁴. Думается, что эта и подобные ей оценки не учитывают в достаточной степени всего своеобразия романа и в первую очередь того обстоятельства, что показанная писателем действительность дана в восприятии ребенка – семилетнего мальчика Вани. Это восприятие непосредственно, наивно и в то же время предельно конкретно.

Все писавшие о дилогии обращали внимание на разлитый по всему повествованию свет и доминирование в цветовой палитре золотого цвета. Таким видится мир ребенку. Автор же романа, дистанцируясь от героя, с позиции прожитых лет напоминает читателю: в детстве такими явились картины и остались в памяти. Именно детской душе, еще не знающей противоречий, воспринимающей мир целостно и непосредственно, ведомо состояние высшей гармонии, пронзительное ощущение бесконечности существования, полноты бытия. Однако для повествования характерно «двойное» видение: изнутри детства (наивность, душевная простота, цельность восприятия) и с позиции «расстояния» (умудренность жизнью). Авторские взволнованные лирические «врезки» довольно часты в романе.

На наш взгляд, Шмелев не идеализирует прошлое, а запечатлевает жизнь как лад и равновесие, как бытие, основанное на духовных традициях предков. Добро, любовь, красота выступают как начало и в то же время конечная цель познания автобиографического героя – истина, к которой он устремлен, но до конца исчерпать ее не может.

Для семилетнего мальчика Вани абсолютное значение приобретают открытия, сделанные в пасхальные дни. «Кажется мне, что на нашем дворе Xристос. И в коровнике, и в конюшнях, и на погребице, и везде… И все – для Него, что делаем… Мне теперь ничего не страшно… потому что везде Xристос» (IV, 56).

От всего шмелевского повествования исходит удивительный свет. Но это не идеализация прошлого, а следствие христианского миропонимания, во власти которого оказались и автор, и его герои. Потребность покаяния, стремление жить праведно, по-Божьи, отличают и Горкина, и Ваню, и его отца Сергея Ивановича, и приказчика Василия Васильевича и др. Подобные поведенческие установки являлись, согласно концепции Шмелева, тем нравственным стержнем, которым скреплялась вся русская жизнь. И.А. Ильин, наиболее глубоко постигший суть шмелевского творчества, писал: «Русь именуется «Святою» и не потому, что в ней «нет» греха и порока; или что в ней «все» люди – святые… Нет.

Но потому, что в ней живет глубокая никогда не истощающаяся, а по греховности людской, и не утоляющаяся жажда праведности, мечта приблизиться к ней, душевно преклониться перед ней, художественно отождествиться с ней… И в этой жажде праведности человек прав и свят, при всей своей обыденной греховности»⁵.

Шмелев как раз и не скрывает «обыденной греховности» людей. Более того, он обнажает человеческие мерзости и прежде всего главный национальный недуг – пьянство. Персонажи «Лета Господня» отдаются «зеленому змию» и в праздники, и в будни. «Как мастер – так пьяница!» (IV, 137), – с грустью заключает подрядчик Сергей Иванович. И в этом суждении примечательна антиномичность, ставшая ведущим принципом шмелевской художественной характерологии. Писателя интересует столкновение в человеческой душе божеского и дьявольского, света и тьмы, духовного и плотского, добра и зла. Антиномичность характеров – неотъемлемое свойство психологизма Шмелева, свидетельствующее о противоречивости показанной писателем действительности.