Литературная черта оседлости. От Гоголя до Бабеля

Даже на культурно разнородной территории литературные мотивы и стили являются ходовым товаром, который пользуется спросом у различных сообществ. Разноязычный хор голосов, составляющий предмет этого исследования, напоминает сам базар со всеми его диалектами и наречиями. Не только язык рыночной площади проник в великосветские литературные салоны, но и само украинское пограничье, благодаря авторам нерусского происхождения, изменило лицо русской литературы. Поскольку большинство украинских и еврейских писателей много читали по-русски, это влияние было взаимным. Каждый автор, писавший по-украински или на идише, так или иначе продолжал линию, начатую «двоедушным» Гоголем, которому удалось изобразить пугающую культурную и нравственную бедность, скрытую за веселой и радостной атмосферой ярмарки. Знаменитый гоголевский «смех сквозь слезы» из «Мертвых душ» присутствует и в стихотворении «К Гоголю» Тараса Шевченко, отца украинского национального возрождения: «Ти смієшся, а я плачу». О том же написал в собственной эпитафии и Шолом-Алейхем: «Но когда весь мир смеялся, он втайне тихо плакал».

Весь мир – ярмарка: рынок как микрокосм империи

В данном исследовании коммерческий пейзаж предстает в качестве микрокосма многоэтничной империи, анализируя который мы попытаемся осмыслить взаимоотношения между различными языками и культурами, сосуществовавшими на общей территории. Определяя коммерческий пейзаж как микрокосм сложного межнационального сообщества, я опираюсь на работы своих ученых предшественников, исследовавших литературные описания рынков и ярмарок, с тем чтобы проследить речевые изменения для того или иного языка; особенно много мне дало знакомство с трудами исследователей Возрождения – эпохи, когда язык театра был почти неотличим от языка рыночной площади.

Историк Жан-Кристоф Агню пишет, что Возрождение с его увлеченностью театром положило начало движению в сторону реализма и романтизма – движению «театральному по своей сути, так как подлинный реализм заключался не в том, что актеры пытались изобразить на сцене, а в том, что они невольно сообщали во время представления»[49]. Излюбленным объектом описания авторов, стремящихся к реализму в своих произведениях, была ярмарка. Бен Джонсон (1573?-1637) начинает свою «Варфоломеевскую ярмарку» с пролога, в котором обещает показать зрителям множество героев, языков и товаров:

Your Maiesty is welcome to a Fayre;
Such place, such men, such language, and such ware,
You must expect: with these, the zealous noyse
Of your land’s Faction, scandaliz’d at toyes,
As Babies, Hobby-horses, Puppet-playes,
And such like rage, whereof the petulant wayes
Yourself have knowne, and have been vext with long.

(Ваше величество, добро пожаловать на ярмарку,
Где такое изобилие людей, языков и товаров,
Какого и следовало ожидать, а с ними и возмущенный шум
От всего этого места, полного игрушек,
Младенцев, коней-качалок, кукольных представлений
И тому подобной чепухи; всю эту кутерьму
Вы и сами знаете, и она давно вам надоела)

[Jonson 1925, 3: 11].

Современник Шекспира, Джонсон был тонким наблюдателем, подмечавшим различные стороны общественной жизни и умевшим с помощью речевых средств передавать такие характеристики своих персонажей, как классовое происхождение, род деятельности и положение в обществе. Как писал в биографии Джонсона Дэвид Риггз:

В его пьесах грамматическая небрежность в речи героя является верным признаком его нравственной и интеллектуальной ущербности; это же правило действует и в отношении общества в целом: «Там, где расшатаны нравы и общественный порядок, распущен и язык. В нем отображается общественное возмущение» [Riggs 1989: 13].