Литературная Газета 6247 ( № 43 2009)

Не укрыться от голоса тишины

СОВРЕМЕННАЯ КЛАССИКА

Божана АПОСТОЛОВА

Где-то перед концом

Жизнь идёт моя несколько сгорбленно —

Лет охапка проклятая ей тяжела.

Привыкаю. В тумане утоплена,

Моя тропка неясно куда завела.

Плохо вижу уже, слышу плохо я.

Где свобода моя? Где укрытье от бед?

И боюсь, что нуждается в посохе

Это небо моих быстро прожитых лет.

Время кажется скользкой минутою.

Спотыкается смысл, и дышу я едва.

Лишь душа моя веною вздутою

Мне пульсирует, что я слаба, но жива.

Пульс стучит: хватит музыки ноющей,

Если мир существует, то он на виду.

Имя внучки — Божана, оно ещё

Будет греть моё сердце, пока не уйду.

В конце верховой езды

Серый туман душу зимы откашлял,

и на рассвете

Тронулся день — как взмыленный конь

в белой попоне из слёз.

Кто-то заплакал во мне,

но не хочет мне жизнь ответить,

Куда так спешит и куда тебя конь понёс.

Куда поскакал и куда жеребца

погоняешь ты снова?

В мыле наш конь, да и мы были в мыле

до этого самого дня.

Конская грива в грязи,

и вконец поистёрты подковы,

Коня пожалей… Заодно пожалей и меня, —

Отсюда меня уведи, слава Богу,

мы живы-здоровы,

Сверни на верхнюю улочку,

подальше от глаз чужих.

Отпустим на волю коня,

новые справив подковы,

Радуясь воле его и слёз не пряча благих.

Поздний восход солнца

Лиляне Боане

Как вечность, я не подвожу итога,

Хотя закатный час уже в моей крови.

Ужель альцгеймер настигает Бога —

Забыл он, что стара я для любви,

И бросил плоть в трескучие объятья

Мужчины. Страсть — самоубийства дочь, —

Но я живей волны. Какое счастье! —

Влюблённее, чем ты, в ту памятную ночь.

Я навела — не много и не мало —

Порядок всех вещей в бескровном их миру.

Задымленная временем, вздыхала

И гнулась я, как стебель на ветру.

Вновь жизнь без маски и без макияжа

Свой длинный вопль читает по складам.

Нам опасаться нечего, и даже

Взойдёт заря и свет добавит нам.

Перевела Инна ЛИСНЯНСКАЯ

Единственный выход, быть может…

Когда слова твои не спят,

и в гневе разъедают ухо,

и горло глубоко скоблят,

как хлеба чёрствая краюха,

ты попытайся, выбрось вон

свой страх, чтоб задышалось вволю,

чтобы тебе приснился сон,

который смысл откроет — в боли.

Ты облегченья своего

не скроешь от небес отныне.

Молиться станешь ты мужчине,

приняв за Господа его,

чтоб сохранить ещё на миг

любви короткой бесконечность,

хотя б на миг! — авось, твой крик

сломает дверь Господню в вечность.

А вроде бы так естественно

Видела я,

как душа нашего дома ушла.

Так просто — взяла и ушла,

вместе с шагами моего сына,

с улыбкой его девушки.

Осталась только груда красоты.

В толчее ненужных предметов

пульсировало, задыхаясь, моё сердце,

то самое, материнское,

как будто встретившееся с тромбом,

перекрывшим артерию жизни.

А жизнь продолжала свой путь —

освобождающими толчками крови

к другому уже,

к их бытию.

Житейское последовало за смыслом,

за новенькой детской коляской.

Перевела Надежда КОНДАКОВА

Станка ПЕНЧЕВА

Стены

Самоубийственно бьётся,

бьётся об стекло

заблудшая пчела.

Вроде бы рядом — простор,

и тепло медвяного солнца,

и густой запах майских трав,

а она никак не может

взлететь!

Невидимая злая сила

швыряет её назад, оглушает,

опрокидывает снова и снова —

всё менее золотую,

всё более свинцовую…

Всё более свинцовая,

всё менее золотая —

подошла я к концу своего длинного дня.

Обессилела от столкновений

о невидимые границы

отпущенного мне Богом.

А какие дали звали меня,

какие дали!..

И приведётся ли увидеть в тот —

последний — час,

как этих стен стекло взрезает

душа моя,

словно алмаз!

Выбрасывание хлама

То, что мне одной

было дорого:

старый дом,

который в одиночестве прозябает;

фотографии,

на которых все живы,

а я распахнула, как лепестки,

любопытные глаза;

книги,

которые любила перечитывать;

письма,

которые боялась снова прочесть;

щербатую чашку,

поившую меня молоком детства,

и другую, поднёсшую матери

предсмертный глоток воды, —

всё,

имевшее для меня неизмеримую цену,

превратится в груду хлама,

как только я отсюда уйду.

Молодая чистюля его выкинет,

будет рада: насколько просторнее

здесь и там!

И на месте расчищенном начнёт складывать

своей жизни

будущий хлам.

Моя вечность

Меня поучали:

люби только то,

чего нельзя потерять!

А кому же тогда пожалеть

уязвимое, тленное,

то, что отцветёт

с наступлением вечера?

Моя вечность

состоит из мгновений.

Из инея,

прежде чем его солнце слизнёт.

Из садов, не схваченных изморозью.

Из стеклянно-хрупких близостей

(чем непрочнее —

тем сердцу милей…).

Люби их нежно и грустно,

люби их, пока не растаяли,

не обратились в прах,

пока тебя не покинули

и звук шагов не утих…

Или же —

пока ты не покинула их.

Перевела Надя ПОПОВА

Таньо КЛИСУРОВ

Сожжение книг

Костры из книг на площади горят,

Во мраке алым пламенем пылая.

И люди разъярённые кричат

Их авторам: «И вам судьба такая!»

И вроде не из тех, кто в эти дни

Кровавый символ на рукав нашили,

И не фашисты вроде бы они,

И не обманутые простофили,

Напротив — гуманисты, доктора,

Окончившие университеты.

Я знаю, что когда костры горят,

От ярости не стоит ждать ответа.

Но вопрошаю: Разум, что всегда

Владыка в университетских стенах,