Литературная Газета 6252 ( № 48 2009)

Режиссёр Александр Кузин, чья версия трагедии «Царь Фёдор» А.К. Толстого на сцене «Ведогонь-театра», что в Зеленограде, получила всероссийский резонанс, недавно в той же труппе поставили другую великую трагедию российского театра – философскую притчу М. Горького «На дне».

Хрестоматийный сюжет про обитателей ночлежки в сугубо камерном пространстве обрёл новое звучание – тихое, на первый взгляд беспафосное, но внятное, обращённое к сущностным проблемам жизни.

Узкое пространство тоннеля кажется многослойным. Но ему положен предел свинцово-серой стеной. Свет здесь если и есть, то отражённый и неясный. Решётчатые перегородки не допускают бытового тепла и человеческих связей (художник Кирилл Данилов).

Возле этой глухой стенки мается последними муками Анна (Марина Бутова). Бессильный вопль Клеща: «Пристанища нету!» – оттого особенно безысходен. В ту же серую твердь упирается и подобие стола, за которым собираются в финале обезличенно единые обитатели ночлежки.

Едкий, гнусный, с какими-то прокисшими мозгами Костылев (Александр Казаков) всех, начиная с молодой жены, боится и ненавидит. Злая красавица Василиса (Светлана Лызлова), резкая и ненасытная, даже из страсти своей стремится извлечь выгоду. А сестра её Наташа (Зоя Даниловская) живёт с таким странным для самой себя озлоблением, что трудно назвать это тоской по идеалу.

Настя (Наталья Табачкова) – девица необъятных габаритов («Чистый Рубенс!»), сильная и смелая, свою придуманную жизнь ценит не меньше, чем Барон (Виталий Стужев) свою бывшую, которую возрождает в памяти, растерянно ужасаясь: зачем жил?

Ещё один романтик – Актёр (художественный руководитель театра Павел Курочкин). В горящем его взоре светится восторг сценической игры. Перед этой памятью он так же беззащитен, как сыгранный до этого исполнителем царь Фёдор – перед бездной зла.

Молодой артист Алексей Ермаков играет Ваську Пепла человеком крепким, к которому, как ни странно, зло мира не прилипает. Ему на пользу любой опыт, и никакая тюрьма хребта не перешибёт.

Странник Лука – Александр Бавтриков приходит сюда ненадолго, умело объясняя каждому его нутряную суть. Это одних страшит, других бесит, а в третьих возрождает забытые способности к самоанализу.

Сатин – Пётр Васильев в последнем монологе, однако вовсе не возвышенно говорит про гордость за человека. Он мучительно прорывается к простоте и правде сквозь пьяную одурь, стыдясь себя и стараясь забыться: «свет в конце тоннеля», судя по всему, страшит каждого.

Александр ИНЯХИН

Реквием и телу, и душе

Театральная площадь

Реквием и телу, и душе

КНИЖНЫЙ РЯД

А.Б. Дрознин. Дано мне тело… Что мне делать с ним? Книга первая. – М.: Навона, 2009. – 464 с.

Обычно захватывающе интересные книги сравнивают с детективами: мол, читаешь и не знаешь, какой очередной сюрприз преподнесёт тебе автор на следующей странице, и до самого последнего момента не можешь сообразить, кто убийца. Что ж, книгу Андрея Дрознина можно сравнить с детективом, хотя и жертва и преступник известны читателю с самого начала. Но уж если и сравнивать, то с детективом с большой буквы, то есть классическим, где автору гораздо важнее разобраться, что толкнуло человека на преступление и можно ли было этого избежать, чем собственно процесс поимки и наказания преступника.

Предупреждаю сразу и честно. Читать эту книгу будет страшно. И чем дальше, тем страшнее. Потому что она совсем не то, чем кажется на первый взгляд. Да, начинается всё вроде бы вполне традиционно – со Станиславского. С того, почему в актёрском мастерстве между искусством переживания и искусством во-площения (так у автора, когда он стремится во что бы то ни стало достучаться до читателя. – В.П.) пролегла практически непреодолимая пропасть. Дрознин с фактами в руках доказывает, что «виноват» в этом не столько Константин Сергеевич, не успевший написать вторую часть «Работы актёра над собой» – «Воплощение», сколько, с одной стороны, его не в меру ретивые последователи, а с другой, вполне объективные законы искажения информации, срабатывающие при передаче некоторой суммы знаний больше, чем через одно поколение. Гнев, который Дрознин обрушивает на антитехнологичного русского актёра, далеко не каждый сочтёт праведным. Но автор, сконструировав мáстерскую провокацию, позаботился привлечь на свою сторону авторитетных союзников, начиная всё с того же Станиславского и Михаила Чехова, заканчивая Станиславом Ежи Лецем, Дельсартом и Гротовским. Он даже историка Ключевского подключил: «Нигде в Европе, кажется, не найдётся такой непривычки к ровному, умеренному и размеренному труду, как в той же Великороссии».