Литературная Газета 6252 ( № 48 2009)

В конце 2008 года, словно запоздалый ответ долгоиграющему бронепоезду Ким Чен Ира, от Москвы до Владивостока прогромыхал «Литературный экспресс». Потом в программе Виктора Ерофеева «Апокриф» расфуфыренно-гламурные дамочки предавались румяным воспоминаниям, как встречал в Сибири столичных писателей истосковавшийся по «живым классикам» народ. Это напоминало проталину Дней советской литературы. Как человек весенний, я не против оных проталин, потому что на них – и подснежники, и медуницы, и «мать-и-мачеха золотой черепашкой ползёт» (Велимир Хлебников). Но когда в Екатеринбурге (у каждого – свой экспресс) мне довелось читать стихи студентам-филологам знаменитого УрГу и меня попросили привести «перечень имён», которые, на мой взгляд, не возбранялось бы знать будущим исследователям литературы, да и просто красивым девушкам, я, почти как Смоктуновский в фильме «Москва слезам не верит» («Моё имя вам ничего не скажет»), споткнулся: «Но… они же вам ничего не скажут!» Однако назвал. В моём списке не было ни одного имени из «Литературного экспресса». И – я не поверил своим ушам! – ведущая встречу преподавательница вдруг воскликнула: «Слава богу, что вы назвали не тех!» Я поинтересовался: «Тех – это каких же?» И услышал: «…которые из «Литэкспресса», из журнала в журнал, как со станции на станцию – по кольцу…»

А теперь признаюсь: тогда в Екатеринбурге, ещё не ведая о том, я огласил имена будущих авторов «Литературной газеты», явившихся с недавнего времени на её страницах под заломленной шапкой «Дикороссы». В день выхода первого выпуска в «ЛГ» «Дикороссов» – 20 мая – на сайт www.dikoross.ru пришло письмо из Санкт-Петербурга от Анатолия Домашева: «Прочёл в «ЛГ» стихи Андрея Власова, Валерия Прокошина и Валерия Абанькина с предисловием Ю. Беликова: просто потрясён мощным пластом «провинциального» дыхания русского стиха, которого, на мой взгляд, так недостаёт обеим столицам, продолжающим вариться в собственном соку. Не зря говорят: сто километров от Москвы, и вы – в России. А я бы добавил: и вы – в поэзии!» А вот отклик на второй выпуск: «Ваша статья и стихи, объединенные рубрикой «Дикороссы-2», взволновали меня и подвигли на написание собственного взгляда на жизнь и смерть трёх поэтов», – признаётся Аркадий Перенов из Улан-Удэ. Он так и нарёк свои поэтические версии – по фамилиям ушедших авторов: «Жуков», «Нохрин», «Пламеневский». А живущий в Новосибирске поэт Константин Иванов даже сложил… былину «Иосиф и дикороссы» (под Иосифом подразумевается Бродский. – Ю.Б.) Из былины той стоит, пожалуй, привести цитату:

Так чего, лохматые?

Прём куды, родимые?

У него Ахматова,

а у нас Кудимова.

Итак, определена ось: не Ахматова, а Кудимова. А Кудимова – сплошное «Арысь-поле»: «Тридцать витязей бьются колами…» Ось дикороссов – это зеркальное прочтение «Литературного экспресса» Москва–Владивосток. Дикороссы – это «Литературный экспресс» Владивосток–Москва. Если хотите, это может стать новым национальным проектом. В своё время именно этим направлением воротившийся в Россию Александр Солженицын будто подсказал стрежень названной оси: не из центра – в народ, а из народа – в центр. Это иная ось России – той, в которой, как в стихотворении воронежского поэта Константина Кондратьева, «Нынче поля сами себя пашут». И хоть Воронеж – на чернозёмах, но, оказывается, родовое движение нашего нового автора шло по той самой оси: «После того как, – повествует он, – мои деды-бабки с малы’ми в 30-е перекатились с Дона на Амур, а в 50-е папа с мамой – в обратную сторону: Омск, Томск, Вологда, Воронеж, – у нас всё рядом: русские реки, русские речи…»

Дикоросские речи роднятся – что в Воронеже, что в Красноярске. И не только портвейнами – «тридцать третьим былинным» у Кондратьева и «тремя семёрками» у Сергея Кузнечихина. Сопоставьте названия стихов: у одного – «Пенсионер», у другого – «Сельская учительница». Первый пишет «На обочине», второй – «Дом с краю». И снова это упорное, что и в предыдущих выпусках «Дикороссов»: «К «литпроцессу» отношения ни «тогда» не имел, ни теперь не имею» (Кондратьев) – и его же стихотворное подтверждение: «Всё останется белым и неизречённым». А заглавие присланной книжицы Кузнечихина в этом смысле более чем убедительно: «Ненужные стихи». Один «из экономистов на авиазаводе свернул на кривую, но утоптанную дорожку: ушёл в котельную, потом – дежурным электриком на подстанцию». Другой «молчит о мирнинских алмазах»: «Не видел. И миллионеров ни в Мирном, ни в Норильске не встречал». Житуха – завидовать, казалось бы, нечему. Впрочем, не так уж далеки эти двое от некоего абсолюта, которого хотели бы достичь другие. «Я потерял чистоту одиночества и целомудрие безвестности…» – исповедуется Геннадий Айги в эссе об «уроках Кафки». И добавляет: «Я хотел быть – «нужным», но какое это тихое счастье и честность – быть ненужным».