Литературная Газета 6259 ( № 55 2010)

Но приручило ли оно Айтматова? Государство не видело в нём угрозы или опасности из-за молчаливого согласия сидеть рядом и «заседать в президиумах» (В. Войнович), из-за того, что «не брезгуют государственными занятиями наверху» (Г. Гачев)?

Прямые обвинения и сетования уважаемых и известных людей воспринимались бы по-другому, говори они и о том, какая миссия у национального писателя, пишущего на языке государствообразующем. И первая и главная из них та, которую обозначил Ф.М.Достоевский в письме от 14 декабря 1856 года другу Ч. Валиханову: «Всего лучше б, если вам удалось написать нечто вроде своих записок о степном быте, вашем возрасте там и т.д. Это была бы новость, которая заинтересовала бы всех. Так было бы ново, а вы, конечно, знали бы, что писать. …Не великая ли цель, не святое ли дело быть чуть ли не первым из своих, который бы растолковал России, что такое Степь, её значение и ваш народ относительно России, и в то же время служить своей родине, просвещённым ходатайством за неё у русских. Вспомните, что вы первый киргиз, образованный по-европейски вполне. Судьба же вас сделала вдобавок превосходнейшим человеком, дав вам душу и сердце. Нельзя, нельзя отставать…»

За Чингизом Айтматовым стояла его маленькая относительно территорий России и всего Союза Киргизия, его народ с родным Шекером и великим «Манасом».

По утверждению Ф. Томпсена: «Дьявол может делать много вещей. Но дьявол не может творить поэзию. Он может испортить поэта, но он не может создать поэта. Среди всех козней, которые он строил для искушения святого Антония, дьявол, по свидетельству святого, нередко выл, но никогда не было слышно, чтобы он пел».

Айтматов пел песни грустные, в его произведениях мало юмора. «Не соглашаясь– примиряться»– определение, данное Буранному Едигею Г. Гачевым, во всей полноте применимо к самому создателю «Буранного полустанка», который в полной мере изведал боль безотцовства, боль, которую чувствует сын «врага народа», мечтавший в детстве стать разведчиком, поймать шпиона и погибнуть, чтобы доказать таким образом невиновность своего отца перед советской властью.

Чингиз Айтматов оставался верен себе в своих творческих изысканиях. «Буранный полустанок» и «Плаха» писались Айтматовым не в пастернаковские времена, когда «литература задыхалась во лжи», а «когда стало легче говорить правду», но много ли их, говоривших правду «до самой головешечки»?

Если анализировать всё творчество писателя в хронологическом порядке и даже с большим пристрастием, не увидит исследователь того, что писатель терял веру в силу собственного мнения. Он не пел с общего голоса, не жил чужими, навязанными ему представлениями.

Алесь Адамович в той же статье писал: «Дар писательский от природы. Гражданином стать– надо иметь характер. Гражданские чувства, распространённые не только на свой народ, на судьбы страны, но и всего человечества,– к этому Айтматов шёл через всю жизнь, по ступеням своих знаменитых повестей, романов…»

О том, что Айтматов в своих произведениях в совершенстве владеет искусством отражения правды жизни во всей полноте и сложности, противоречиях и тайнах, писали многие исследователи как в бывшем Союзе, так и во всём мире (более 150 только известных нам диссертаций было защищено до 2000 года), в том числе и американский литературовед С. Соучек.

Другие американские критики и перевод­­-чики– Г. Смит, Л. Грулев, М. Гинзбург,– равно как и английские Р. Хинли, В. Уэбб, Д.Браун, Т. и Дж. Фейферы противопоставляют творчество Айтматова основной направленности развития советской литературы, выводя её за пределы социалистического реализма.

Взгляды зарубежных критиков (М. Гинзбург, Р. Хинли, Л. Грулев и др.), писавших о догматизме социальной и политической ангажированности советской литературы, сходятся в том, что талантливые писатели, в том числе Чингиз Айтматов, руководствуются в своём творчестве субъективными симпатиями и антипатиями.

Много высказываний в печати и кулуарах было по поводу «правды» Айтматова. Суть их сводилась к недоумению: что, ему заранее разрешают на запретные темы писать? Не дожидаясь, когда начнут все, поняв истину, писал сам. И были открытия, как озарения, было всё, что заставляло читателя держать спину прямой, жить осознанно и достойно. Были, очевидно, и неудачи, но, как верно заметила А. Латынина: «Неудачи– привилегия больших писателей. У плохих удач не бывает». Замечательно высказывание Г. Гачева: «Айтматов– не Томас Манн и не Булгаков. Он не пишет стилизацию, у него другие задачи. Гибкое следование языка за художественно философской мыслью. Чингиз Айтматов– писатель Евразии, его Киргизия– мировой перекрёсток народов и культурных влияний. Народ– горцы, народ– кочевник, народ– земледелец сходятся тут. …Все традиции сказываются в Айтматове. Не только для читателя, но и для историка мировой культуры творчество Айтматова– любопытный универсальный духовный феномен». Но были и те, которые уличали писателя в «псевдоглубокомыслии и псевдопоисках» (В. Войнович, 1983. «О литературе разрешённой и неразрешённой»; В.Тучков– интернет-статья).