Литературная Газета 6260 ( № 56 2010)

Крымов. Если бы в феврале семнадцатого я не оказался единственным провидцем на всю Россию и не понял тогда, когда царило всеобщее ликование, что всему уже конец, и не перевёл бы свои капиталы, все-все капиталы, сюда, то сегодня стоял бы на паперти.

Так, по мнению маститых сценаристов, говорил живой человек Владимир Крымов, журналист, писатель, богач. Они придумали ему текст, хотя существует реальное высказывание Крымова, яркое и сочное: «Из России уехал, как только запахло революцией, когда рябчик в ресторане стал стоить вместо сорока копеек – шестьдесят, что свидетельствовало – в стране неблагополучно».

Итак, фантазия оказалась скуднее жизни. Как же с такой фантазией решать по-настоящему сложную задачу: рассказать историю, в которой самое главное – предыстория? Вспомним наивный штамп американского кино, когда зрителя «вводят в курс» посредством нелепого диалога:

– Джон, помнишь, как со мной, своим старшим братом Джеком, ты ходил в лес, хотя наши родители, которые погибли в автокатастрофе пару лет назад, запрещали это делать, потому что в лесу согласно древней легенде обитают оборотни?

Рекогносцировка Досталя–Бородянского имеет в отличие от американского аналога просветительский эффект.

Гучкова отвечает Крымову. Так это же мой батюшка способствовал переводу сюда ваших капиталов, Владимир Пименович, ведь это он с Шульгиным в феврале семнадцатого привёз Государю Манифест об отречении от престола; не большевики, Ленин в это время был в Швейцарии, а папочка с Шульгиным свергли династию Романовых, так что за всё вы должны благодарить моего папочку.

Последний монолог – яркий пример виртуозности сценаристов и актрисы, которая смогла его произнести.

Отметим, что просветительская сторона повествования настолько увлекла авторов, что они напрочь забыли о жизни, в которой бывает всякое. Даже с историческими личностями. Чехов, к примеру, мог опоздать на поезд, Клара Цеткин – испугаться мыши, а Гагарин – маршировать с развязанным шнурком. Но сценаристы делают вид, что следуют букве агентурного дела и не могут отвлечься на поиск ярких деталей, на создание образной системы фильма. Они беспомощно цитируют переписку Родзевича и Гучковой, стихи Цветаевой, чтобы подчеркнуть достоверность происходящего.

Но почему тогда – хочется спросить – в фильме Родзевич вербует Эфрона, когда на самом деле Эфрон завербовал Родзевича? Почему сценаристы останавливаются именно здесь, жертвуя исторической правдой на этой узловой станции? Ответ кажется очевидным. Без этой лжи концепция «очарования злом» может показаться несостоятельной, а диагноз, поставленный русской эмиграции, – врачебной ошибкой.

Хотя на всякий случай у сценаристов припасён аргумент: фамилия Родзевича изменена в сериале на «Болевич». Почему? Убеждённый коммунист Родзевич никак не вписывался в схему. Белый, принявший красных, воевал в Испании, побывал в немецком концлагере, содействовал сохранению наследия Цветаевой, из поездки к Ариадне Эфрон привёз в Париж московский автобусный билет на память, до последних дней следил за жизнью в СССР, читал «Новый мир» и «Литературную газету». Какое уж тут «очарование зла»!..

А ведь Михаил Козаков хотел отказаться от этого названия, предлагал – «Размышление». Но продюсер и сценаристы настояли. Их можно понять: «Очарование зла» – звучит. Изящная манерность создаёт иллюзию художественного обобщения и ставит жирную точку вместо многоточия.

И что им до Михаила Козакова, который говорит о неоднозначности прошлого и настоящего, сомневается во всём, с трудом подбирает слова. Продюсерское кино живёт по своим законам. Законы эти не позволят переписать сценарий заново и переснять фильм на плёнку. Удавшееся когда-то Тарковскому, переснимавшему «Сталкера», возможно лишь в эпоху «очарования злом».

Олег ПУХНАВЦЕВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345

Комментарии:

Иногда Курицын возвращается

ТелевЕдение

Иногда Курицын возвращается

А ВЫ СМОТРЕЛИ?