Литературная Газета 6261 ( № 57 2010)

Георгий Цхвирава, занявший недавно пост главного режиссёра омской драмы (остающейся, даже в отсутствие здесь в последние сезоны новых громких побед «всероссийского масштаба», одним из лучших, если не лучшим, провинциальным театром страны), своё личное отношение к изображаемому им на подмостках периоду конца прекрасной – или ужасной, как кому ближе – эпохи оставляет за кулисами. Хотя для него восьмидесятые, надо полагать, остаются важнейшим и наиболее привлекательным с точки зрения творческой историософской рефлексии периодом: именно тогда молодой выпускник режиссёрского отделения ГИТИСа, учившийся на последнем курсе легендарного педагога Марии Иосифовны Кнебель, осуществлял свои первые профессиональные постановки на сцене… омской драмы. Представляете, какую умилительную, премного тешущую собственное режиссёрское самолюбие историю можно было бы соорудить на подмостках новоявленному главрежу вот с таким вот «бэкграундом»! Но Цхвирава, кажется, нисколько не подвластен «частнособственническому инстинкту», для него в обращении к Петрушевской нет «ничего личного». Равно как и общественно-политического. Истинного «кнебелевца» по духу, а стало быть, «наследника по прямой» той подлинной мхатовской школы всегда и везде (а неусидчивая судьба заставила его поработать в минувшие двадцать лет в немалом числе городов и театров) интересовало не осмысление плюсов и минусов той или иной государственной формации, не бичевание язв или прекраснодушное утешительство средствами искусства – и уж тем более не зачастую бурно произрастающее на этих почвах режиссёрское самолюбование, – но в первостатейной степени живой человек.

…Любящий, мучающийся, иногда счастливый, порой несчастный – одним словом, как-то сосуществующий с окружающим миром и иными людьми, в чём-то похожими друг на друга, а чем-то, каждый по-своему, неповторимо своеобразными.

Вот и в омской Петрушевской перед нами предстают «люди как люди» – не лучше и не хуже нас сегодняшних или каких-нибудь до предела мифологизированных сегодня якобы «особых существ» Серебряного века. Вот только дачный вопрос, да ещё зарплатно-финансовая составляющая жизни их немного испортили. Подобный отчётливо «адвокатский» взгляд постановщика на персонажей этих «сцен из семейной жизни» (отягощённых вечными болезнями детей и родителей, имущественными разборками да скороспело-нелепым любовным романом), кажется, был изначально обречён на непримиримые противоречия, сшибку с куда как жёсткой, где-то даже безжалостной оценкой своих героев автором, с «прокурорской» позицией драматурга. Так оно местами и происходит, однако в конечном счёте возникает всё ж таки очевидная сценическая гармония, достигаемая за счёт чёткости и внятности режиссёрского рисунка, а также – естественно – главного омского богатства: здешней блистательной труппы, при желании способной, кажется, поднять и освоить любой, даже самый неудобоваримый материал (это, разумеется, не по адресу своеобразной драматургической поэтики Людмилы Петрушевской), оживить и расцветить какую угодно схему.

Как всегда, стопроцентно покоряет своей богатейшей актёрской амплитудой лауреат «Золотой маски» Наталья Василиади в роли матери главной героини, «человека-проблемы», изводящей дочь сложнейшим (и столь точно прочувствованным актрисой) конгломератом чувств, где от любви до ненависти меньше шага по сцене, менее реплики. Заставляет в очередной раз подивиться феноменальной психофизической технике лауреат «Золотой маски» Михаил Окунев: в его незадачливом «негерое»-любовнике Николае Ивановиче снова и безусловно поражает способность исполнителя обращать на себя стопроцентное напряжённое внимание при подчёркнутой вроде бы скупости выразительных средств. Что же до номинанта на премию «Золотая маска» Инги Матис, исполняющей центральную роль – «молодой женщины, 30 лет» Иры, разведённой, одинокой, с ребёнком, тоскующей, не находящей себе места в окружающем пространстве, – то у актрисы первоклассно, тонко сделанные «куски» чередуются с пока что не вполне отточенными.