Литературная Газета 6261 ( № 57 2010)

Есть такой известный род театроведческой лукавой хитрости – когда спектакль понравился не вполне, а обижать его создателей по каким-то причинам не хочется, говорят: то, что мы видели, это, несомненно, лишь начало большой и славной жизни, внутренний потенциал у предъявленного нам на премьере – громадный, убеждены, всё ещё будет расти и совершенствоваться ого-го как!.. В случае «Трёх девушек» в омской драме определённые перспективы развития, мне кажется, видны действительно. Порукой тому напряжённая жизнь словесного текста в спектакле, ощущаемая, что называется, невооружённым ухом – похоже, он должен ещё определённым образом осваиваться, «присваиваться» и приспособляться даровитой актёрской бригадой под их тайные внутренние нужды. И когда этот сложный процесс каким-то образом завершится, тогда, наверное, и станет окончательно ясно: стоило ли сегодня обращаться к полузабытому хиту «перестроечного» периода, к пьесе Петрушевской, осталась ли она безоговорочно значимым фактом своего театрального времени или же в ней есть нечто, что выделяет какое-либо сочинение, написанное в репликах и ремарках, из широкого ряда ему формально подобных и переводит его в ранг продолжающих ставиться из десятилетия в десятилетие.

Боюсь, конечно, делать какие-либо далеко идущие прогнозы, но мне кажется, Цхвирава, возможно, и несколько поторопившийся, опередивший время, окажется в конечном счёте прав. И это куда важнее, нежели сиюминутный успех, блеск звучных наград и премий, которые – короткие прогнозы я, правда, боюсь делать ещё больше – «Трём девушкам в голубом», судя по всему, вряд ли в изобилии достанутся.

Александр А. ВИСЛОВ, ОМСК–МОСКВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Милый сердцу пустяк

Искусство

Милый сердцу пустяк

ЗДЕСЬ ТАНЦУЮТ

«Укрощение строптивой» в Театре Станиславского и Немировича-Данченко – балет-не-танец, но балет – гений памяти

Но сердцу чудится

лишь красота утрат,

Лишь упоение в заворожённой силе;

И тех, которые уж лотоса вкусили,

Волнует вкрадчивый осенний аромат.

Иннокентий Анненский. «Сентябрь»

Линия культуры может быть прямой. Может – кривой, ломаной, но никогда – пунктирной. Свойства нашей души таковы, что мы стараемся сшить разрывы бытия, восстановить его целостность. Инструментом выступает память. Мы либо механически повторяем упражнение, спасая его от исчезновения, либо возрождаем бывший некогда творческий акт в ещё большем творческом напряжении.

Полузабытое всегда важнее действительного, в утрате есть истинная красота и величие. Ибо только потеря взывает к высшему акту Мнемосины – к пробуждению божественной, творческой памяти. Так писал Платон, и у нас нет оснований ему не доверять. Забвение, если оно не окончательно, исполнено животворящих сил; оно, из самого себя, из своей пустотности взыскуя аполлоновой полноты, прозрачного и строгого единства мира, стремится к собственному отрицанию, не давая тем самым исчезнуть культуре.

Упоённые заворожённой силой ушедшего, мы воскрешаем прошлое в искусстве. Ведь «воспоминание – мать мусической жизни», а «Мнемосина – мать муз и всяческих музыкальных занятий» (Ф.Г. Юнгер, «Греческие мифы»).

В реставрации балета Дмитрия Брянцева «Укрощение строптивой» Театром Станиславского и Немировича-Данченко есть две стороны. Одна – техническая, разглядывая её, мы должны рассуждать о качествах спектакля. Другая – метафизическая, и здесь особенности произведения должны лишь учитываться.

Вторая, как мы отметили, связана с памятью, поэтому и событие восстановления должно подкрепляться календарём. Для священнодействия потребно священное время, а что может быть лучше дня рождения автора? Именно рождения. И именно покойного. Здесь – перелом, а дальше – будни и репертуар.

Кто точно помнит, как ставил «Укрощение» Брянцев? Но 18 февраля нам показали, каким мы сейчас видим место его балета в культуре. И в этом больше правды, больше творчества, чем в лишённой священных свойств непрерывности действия, слишком часто вырождающегося в титаническое.

Произведение искусства должно бессчётно умирать. И бессчётно возрождаться. В этом жизнь.

Каков же спектакль?

Обратимся к музыке. Композитору Михаилу Броннеру балет не удался. Театральные шумы, которые он предложил в своё время Брянцеву в качестве сопровождения действия, не заслуживают покровительства Муз. Звуковое оформление спектакля слишком изобразительно, тогда как музыка предполагает наличие лишь ей свойственных выразительных средств.

Представьте, не только трагедия рождается из духа музыки (Ф. Ницше), но и комедия – тоже. Мусагетов пеан – всегда пение и танец. Трагический разрыв дифирамба преодолевается в Аполлоне Пэане… и именно об этом, только не смейтесь, комедия «Укрощение строптивой». Она – об уклонении от долга и насильственном (укрощение, умеренное «пряником», аполлонично!) примирении с ним.