Литературная Газета 6266 ( № 11 2010)

Лина Костенко заслужила неофициальное звание «совести нации» бескомпромиссной честностью и мужеством в Слове, которое всегда у неё равно Деянию. Стойко пережившая годы репрессий украинской интеллигенции, шестнадцатилетнее замалчивание своего творчества (ровно такая временная дистанция пролегла между её двумя книгами – «Путешествия сердца» (1961) и «Над берегами вечной реки» (1977), поэтесса ни разу не изменила избранному кредо: своей поэзией во времена безверия она возвращала людям такие понятия, как «достоинство», «национальная честь», «самоуважение», вселяла уверенность и надежду. Была и остаётся примером нонконформизма и бесстрашия. Образцы такого творческого мужества – Тарас Шевченко и, возможно, Борис Пастернак, которому она также посвящала свои стихи. Учёба в Москве, в Литературном институте, который она окончила с отличием, захваченный ею глоток оттепельной московской атмосферы, несомненно, отразились на становлении независимого правдолюбивого поэтического  и гражданского характера Лины Костенко. Уместно вспомнить, что вместе  с ней учились Роберт Рождественский, Юнна Мориц, Фазиль Искандер, армянский поэт Паруйр Севак. Ярко заявили о себе молодые поэты Андрей Вознесенский и Евгений Евтушенко, в круге старших друзей Лины Костенко был Михаил Светлов, в семинаре которого она постигала поэтическое ремесло...

Вернувшись из Москвы на Украину, Лина Костенко примкнула к когорте «шестидесятников», ожививших атмосферу родной литературы самобытными голосами Василя Симоненко, Бориса Олейника, Миколы Винграновского, Ивана Драча и многих других ярких поэтов.

Непростым был путь становления поэтессы в советские времена. «Я знаю, сколько мук ей стоила «Маруся Чурай», как она переживала, что этот роман вышел не в той редакции, в которой бы ей хотелось, –  со знанием дела говорит бывший высокопоставленный работник украинского КГБ, по роду службы присматривавший за творческой интеллигенцией, Евгений Марчук. – Но то, что она «пробивала» тогда, когда многие наши нынешние супердемократы и суперреволюционеры сидели в кустах или прислуживали режиму, заслуживает должной оценки и осмысления. В то же время нельзя сказать, что она была неким примитивным диссидентом, «антисоветчиком». Она была выше этого всего, так, как и сейчас она выше…»

Отношения с властью у поэтессы не сложились. Начиная с 2000 года, когда Леонид Кучма предпринял попытку наградить её  орденом, она отвергает правительственные награды, называя их «политической бижутерией». Как заявила в одном из интервью, политика в её представлении – «галопирующая шизофрения», с которой у неё не может быть ничего общего. Лишь на заре перестройки, когда ещё теплилась надежда на то, что власть повернётся лицом к народу, Лина Костенко приняла Государственную премию УССР – за роман в стихах «Маруся Чурай». С тех пор минуло два десятилетия. Теперь творчество поэтессы считается хрестоматийным – его изучают в школах и вузах. Но, как утверждают сведущие люди, классик ещё способен преподносить сюрпризы. В скором времени должны увидеть свет её повесть, написанная под впечатлением чернобыльских экспедиций, и новая книга стихов.

Остаётся  сожалеть, что в России творчество крупнейшей украинской поэтессы современности до сих пор не представлено отдельной книгой, хотя знают и переводят Лину Костенко у нас давно. Кстати, в Беларуси прекрасное издание её избранных произведений, включая роман «Маруся Чурай», в переводе Нины Матяш и Валентины Ковтун  увидело свет ещё в 1989 г.  Будем надеяться, что предлагаемая публикация послужит очередным шагом в ознакомлении российских читателей с творчеством яркого представителя украинской словесности нашего времени.

Виталий КРИКУНЕНКО, заместитель директора Библиотеки украинской литературы

«ЛГ» поздравляет Лину Костенко с  юбилеем и предлагает вниманию читателей новые переводы её стихотворений

Лина КОСТЕНКО

* * *

Счастливая, имею каплю неба

и две сосны в расплывчатом окне.

А ведь казалось, что живого нерва,

живого нерва не было  во мне!

Уже душа не знала, где тот берег,

душа устала от житейской тьмы.

И в громе дня, в оркестрах децибелов

мы были все, как хор глухонемых.

Внезапно, – Боже! – после ига чада

и передряг, они равны нулю, –

я слышу дождь. Он тихо плачет правду,

что я кого-то дальнего люблю.

Я слышу пенье птиц наперебой,

людей красивых вижу не во зле.

В душистой туче, хвое дождевой

стоит туман, как небо на земле.

Пасутся тени вымерших тарпанов,

на цыпочках кочуют сумерки и сны.

Весна придёт с бокалами тюльпанов, –

за небо выпью и за две сосны.

* * *

Слова чудовищны, когда они молчат,

когда они внезапно притаились,

когда не знаешь, как, с чего начать,

ведь все слова уже осуществились.

Словами кто-то плакал, мучился, болел

и с ними начал жизнь свою и прожил.

Мильярды слов, людей, но их удел –

произнести впервые ты их должен.

Уродство, красота – всё повторялось.

И было всё: асфальт и спорыши.

Неповторимой лишь поэзия осталась, –