Литературная Газета 6270 ( № 15 2010)

Впрочем, не будем зацикливаться на врезке, потому что главное всё-таки содержание. Акцентируя свою литературную позицию, Илья Стогов именует книгу не романом, а романом-газетой, предуведомляя, что перед нами не «выдуманная история выдуманных людей», а просто новости. Честно говоря, в этом есть доля лукавства, отступления и даже принижения своей роли, и хочется сказать: «Назвался груздем, так полезай!» Потому что трудно не заметить, что новости снабжены, мягко говоря, значительной долей осмысления. Роман «2010 A. D.» – это предельно автобиографичная вещь (как, скажем, часто бывает у Эдуарда Лимонова), главным героем которой является сам Стогов с его переживаниями, эмоциями, со сравнительным анализом российского общества 1990-х годов, павших на его молодость, и нулевых, обернувшихся тяжёлым разочарованием. Это, сказать честно, востребованный сегодня жанр, не затратный в плане придумывания персонажей и оснащения их искусственными целлулоидными биографиями.

Если говорить об общем тоне, то критическая позиция автора (а она именно такова) выигрышна, ибо, когда что-то сильно хвалишь, исподволь возникает подозрение в лакировке. А здоровая критика похожа на нашатырный спирт: шибко противно, но зато как взбадривает! Герой Стогова, по слёзной мольбе жены вернувшийся в Санкт-Петербург после многолетних поездок по Африке, ходит в поисках работы, наблюдая бытовые картины из жизни современного общества и попутно вызывая в памяти воспоминания о лихих девяностых. Перед нами поочерёдно возникают гипермаркет (кислая продавщица, глупые журналы у кассы); приёмная издательства, где героя раньше печатали (длинноногая редакторша, героиня сексуальной революции 90-х, ныне принявшая мусульманство); приём в британском консульстве (забытый всеми несчастный Ирвин Уэлш и занятые собой пьющие литераторы); премьера модного фильма, концерт рок-музыки; телешоу Андрея Малахова. Попутно герой окунается в прошлое, например, прослушивание новых песен группы «Динамик» на квартире приятеля, первые опыты любви с одноклассницей, светлые завитки волос на её затылке…

Вот несколько картин общества, нарисованных автором. На приёме в британском консульстве герой видит группку деятелей культуры: «Деятели культуры громко смеялись. У них были честные лица и грязные руки. Когда они раскрывали рты, было заметно: коренных зубов у ребят осталось совсем чуть-чуть. Выглядели деятели так, будто уже родились лысыми, бородатыми и пьяными… Пятеро прозаиков, один философ. Поэт, фамилию которого я вечно забываю. Серьёзный критик с гигантским животом, большую часть которого занимает печень. Весь цвет современной литературы». Придя на рок-концерт, герой видит ещё одну странно знакомую картину: «Русский рок-н-ролл не очень прибыльный бизнес. И не очень яркий. Те, кому хотелось больших денег или большой славы, давно перебрались в смежные сегменты. Туда, где папарацци щёлкают камерами, а стервозные брюнетки готовы запустить когти в причёску конкуренткам. В рок-н-ролле никакой конкуренции нет уже пару десятилетий, да и папарацци тут совсем нечего снимать. Больше всего этот мир похож на кружок пожилых радиолюбителей».

А вот воспоминания о съёмках телешоу: «Помню усыпанную здоровенными родинками спину самой эффектной отечественной теледикторши и то, как гримёрша помадой подкрашивала соски известной певице. Фотограф требовал от девушек складывать губы трубочкой и руками сильно стискивать себе грудь. Те даже не пытались спорить: губы складывали, сисечки стискивали, ноги разводили как можно шире. Объектив у фотографа был здоровенный, чёрный и выдвигался очень далеко вперёд. Все понимали, что в каком-то смысле фотограф всё-таки поимел девушек этим своим объективом». Или пассаж про кино: «Когда зашёл внутрь, на экране крупным планом ампутировали чью-то чумазую ногу. Публика заливисто хохотала… На экране целлюлитная тётка глубоко запихивала в рот серый член главного героя, а тот морщился, страдал, иногда наклонялся, и его рвало, но тётка не прекращала двигать головой даже после этого. Я скосил глаза на сидевшего справа актёра. И он, и его девушка смотрели на экран, не переставая мечтательно улыбаться. Растворение в образе было полным. Я чувствовал себя так, будто оказался в сумасшедшем доме».