Литературная Газета 6273 ( № 18 2010)

Из огромного потока публикаций глаз выхватывает прозу Захара Прилепина и Романа Сенчина. Их книги «Санькя» и «Ёлтышевы» вполне можно отнести к реалистическому канону; тот факт, что критика подвёрстывает их под определение «новые», вытекает лишь из их злободневного содержания.

И всё же у Прилепина мне больше нравятся вещи, в которых он достигает глубин человеческого сознания (рассказ «Сержант»), у Сенчина – его «доёлтышевская» проза, глубоко экзистенциальная, идущая от внутреннего «Я» (повесть «Вперёд и вверх на севших батарейках»).

В Курске живёт писатель огромного реалистического дара – Борис Агеев, я читал практически всю его прозу. Это «чистый» реализм, пишет Агеев добротно, в духе русской классики.

В Туле работает ещё один замечательный прозаик – Александр Кузнецов, его без всяких натяжек выдающийся роман «Язычник» я перечитал дважды от корки до корки. К сожалению, этот шедевр не был по-настоящему замечен и, насколько я знаю, не получил ни одной премии.

За публикациями этих писателей я слежу, других «новых» пока не заметил.

Держаться за статус «художника» и «чистого» реалиста в наше время трудно, возникает ощущение, что повести и рассказы не нужны ни издателю, ни читателю.

Увы, большинство современной прозы написано торопливо, авторы не ставят перед собой высоких художественных задач, не отображают подводных течений современной жизни.

«Новые», особенно интернет-реалисты, торопливы в письме, переживания персонажей поверхностны, хотя время давно уже требует острой социальной прозы.

Много в периодике прозы искусно сделанной. Хорошие, порой интересные работы. Но в данном случае поговорка «хорошего много не бывает» не срабатывает.

Александр ТИТОВ, село КРАСНОЕ Липецкой области

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 4 чел. 12345

Комментарии:

Читать или жить?

Литература

Читать или жить?

ОБЪЕКТИВ                                                                                                                                       

Лев ПИРОГОВ

Александр Морев. «Изгои»: Повести    и рассказы. – М.: Вагриус, 2009.

Игорю Фролову

Заспорили мужики: пересказ содержания – это нищета критики или просто тупость?..

Если позволите.

Бывают вещи, которые надо объяснять, а бывают – которые объяснять не надо. Вот, например, молоко. Оно бывает по 50 рублей за литр, а бывает по 28 (цены московские). Что по 28 лучше – объяснять не надо, это и так понятно. А то, что лучше по 50, потому как «социальный лифт» (тогда как по 28, напротив, удар по почкам и антисанитария), это приходится объяснять. Для этого нужна «критика».

Или вот искусство. Раньше, когда художники рисовали в основном сражения или голых женщин, критика была не очень нужна. Любой хам (королёк, купчишка) сам мог себе по вкусу выбрать картину. То ли дело теперь…

Я это всё к тому, что молоко по 28 до сих пор бывает в природе, а произведения Александра Морева как раз из тех, что сами говорят за себя, и пересказом их не сильно испортишь. Вот только два из них.

Повесть «Ультиматум Ляпикова». Нормальный мужик Егор Ляпиков (самогон пьёт, не чудик) спьяну заснул в сугробе, а кот приблудный стал царапаться, разбудил. И втемяшилось Егору, что это душа его. Пить бросил, зачудил, всё с котом этим тетёшкается.

Другого пути «повстречаться с душой» у

него пожалуй что не было: вместо церкви и прочих надстроешных излишеств в селе – магазин. Хозяйка его (а также молочной фермы, половины колхоза и – посредством магазинной водки – всех колхозных душ) убивает кота, Егорову душу. Фирма (магазин) стремится к естественной монополии: почто кот изгадил магазинщицкие цветочки?

Ляпиков подаёт на магазинщицу «заяву»: жестокое отношение к животным, до года принудиловки. Вся деревня с удовольствием идёт в свидетели, потому что мироедшу не любят.

И тут уже она становится героиней повести. Беженка с двумя детьми, мужа убили, старшему три годика, младшей два, жила у родственницы, та выгнала осенью с детишками. Так её председатель колхоза нашего на дороге и подобрал:

«…Вначале проехал мимо, но чем дальше отъезжал, тем назойливей перед глазами маячила увиденная картина: чемодан на обочине, ребятня на нём, один другого меньше; ветер, злой, промозглый, – какой всегда бывает в октябре, так и треплет яркие шарфики на детишках. Чуть в стороне женщина, голова опущена, смотрит не то под ноги, не то в себя пытается заглянуть. Сын с дочерью сидят молча, совсем не канючат, терпеливо ждут, что решит мать. На первой же развилке Солдатов развернулся и погнал назад».

Я плакал на слове «шарфики».