Литературная Газета 6279 ( № 24 2010)

– Довольно, довольно! – в отчаянии сжимая виски, сказал Хинк. – Знаете, что, Франц, – обернулся он к своему помощнику, – запишите-ка его арийцем! Всё-таки хоть один будет! Чёрт с ним!

И Швейк был записан арийцем.

Как единственный ариец Швейк был зачислен в группу диверсантов-парашютистов, которых должны были сбросить в тылу у русских. Самолёты с парашютистами уже готовились к вылету.

– Ну, дружище, – сказал лейтенант, подписавший назначение, – я завидую вам. Вы получаете возможность умереть за фюрера как герой уже в первый день вашей службы.

– Осмелюсь доложить, я не тороплюсь, – сказал Швейк. – И если вы мне очень завидуете, мы можем поменяться.

– Время дорого! – сухо оборвал его лейтенант, ставший вдруг очень официальным. – Отправляйтесь на аэродром. И помните, что в нашем деле главное – осторожность.

– Осмелюсь доложить, – сказал Швейк, – по-моему, в этом деле главное – парашют. Если он не раскроется, никакая осторожность мне уже не поможет.

– Насчёт этого не волнуйтесь, – улыбнулся лейтенант, – всё будет хорошо. Население встретит вас цветами.

До вылета оставалось два часа. Швейк совершенно искренне считал их для себя последними двумя часами на этой грешной земле. Он шагал по улице к трамвайной остановке, и на добродушном лице его застыла нездешняя улыбка, как бы говорящая: «Я – Иосиф Швейк, которого угораздило попасть в парашютисты. Смотрите на меня в последний раз». Швейк шагал, размышляя о том, что теперь спасти его может только какое-нибудь чудо.

И, как ни странно, как раз в этот момент на Швейка обрушилось чудо в виде щуплого офицерика с оттопыренными ушами. Чудо буквально свалилось ему на голову откуда-то сверху и сшибло его с ног. Оно вставило в глаз оправу разбившегося при падении монокля и, уперев мутный взор в живот Швейка, заявило:

– Безобразие! Как они смеют швыряться германскими офицерами! Я обер-лейтенант фон-Райнбах, мадам! Со мной шутки плохи! Вы знаете, откуда я?

– Так точно, знаю, – ответил Швейк, уже успевший подняться. – Вы изволили вывалиться из окна второго этажа трактира «Золотой бык».

И он был прав. Обер-лейтенант вывалился именно оттуда.

Обер-лейтенант фон-Райнбах, который встал или, вернее, сел на пути Швейка, прежде всего приказал бравому солдату отвезти себя домой. Швейк, конечно, с удовольствием выполнил это приказание и с ещё большим восторгом принял предложение пойти к обер-лейтенанту в денщики. «Лучше быть живым денщиком, чем мёртвым парашютистом», – подумал он.

Морис СЛОБОДСКОЙ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

У кухни полевой

Клуб 12 стульев

У кухни полевой

ИРОНИЧЕСКАЯ ПОЭЗИЯ

Важен в армии и ротный,

И сапёр, и санитар.

Но сказать могу охотно,

Всех главнее кашевар!

Надо, чтоб в любую пору

Был солдат российский сыт.

Как говаривал Суворов:

«Только сытый победит!»

Эй, пехота, гордость наша,

Подгребай ко мне скорей.

Получай с тушёнкой кашу,

Чтоб шагалось веселей!

Для танкистов нет преграды,

Только нечего форсить.

Танк, конечно, вещь что надо,

Только с кухней не сравнить.

Пушкари, чтоб вы неплохо

Поддавать могли огня,

Вот пюре вам из гороха,

Боевая размазня!

С медсестрою нашей Надей

Больно, парень, ты речист.

В три минуты связь наладил,

Сразу видно, что связист!

А тебе, сапёр, дам сразу

Каши полный котелок.

Ешь, земеля, чтоб ни разу

Ошибиться ты не мог.

Не устраивайте давку,

Эй, ракетчики, сюда.

Вам положена добавка,

Вы ж элита, господа!

И связисты, и танкисты,

Множат в армии ряды.

В армии взрослеют быстро,

В двадцать лет уже деды!

Каша с мясом не обуза,

И скажу я, не тая:

Если будешь есть от пуза,

Будешь стройным, как и я!

Не испортишь кашу маслом,

Я старался, как всегда.

Братцы, чтоб всем было ясно:

Хороша ли каша?

– Да!

Кто в строю у нас сейчас,

Кто в санчасти лечится,

Дело главное для нас –

Защищать Отечество!

Георгий ТЕРИКОВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 3,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

За свободу и независимость – УРА!

Клуб 12 стульев

За свободу и независимость – УРА!

КОНКУРС

Однажды жили недалеко от нас мерзляки. Мерзляки – потому, что мёрзли (им мёрзнуть было в кайф). Мерзляки крупным планом: ры-ры-ры-ры – ногами топочут – пытаются согреться, но мёрзнут.

А мы давно уже к ним присматривались: удивлялись, да в свои усы посмеивались: вот так мерзляки.

А тут они на нас напали: мол, у вас Антарктида тает – это нам, мерзлякам, не нравится.

Напали, да давай нас щекотать, да за пятки хватать. А то подкрадутся сзади, да холодной лапищей за шиворот и другие голые места. Нам-то ничего, терпимо, а вот женщин наших это смущало.

Можно сказать, из-за этих дур началась наша борьба за свободу и независимость. За право на самоопределение и всякого рода ценности демократии. Вооружились кто чем мог: спичками, фонариками. А кто и стёклами увеличительными. Ведь если мерзляка поймать и попросить, чтобы он не шевелился, а линзой сфокусировать на него свет – о-очень мерзляку это не нравится, он потеет и отдувается: пуф, пуф.