Литературная Газета 6282 ( № 27 2010)

Татьяну потеряли ещё летом. Юное тело, пробитое вражеской пулей, медленно опустилось на пригорок возле леса. Скорбящая земля с горечью впитывала в себя алую кровь белокурой девушки с большими синими глазами. Ох как много ещё ей придётся напиться крови, принять в свои недра миллионы человеческих тел… Я любила их, моих девчонок, как родных. Они до сих пор приходят ко мне во снах, воспоминаниях. На войне смерть приобретает парадоксальную естественность. И она вызывает не страх, как таковой, а страшную обиду.

Разве мы, будучи молодыми, мечтали о такой жизни, где будет уничтожено практически всё доброе и святое, всё то, во что мы верили сами и что вкладывали в души и разум наших детей? Страшно вспомнить, как в лихие 90-е прямо на улице торговали боевыми наградами. В моей же семье никто: ни я сама, ни дети, ни внуки и помыслить о таком цинизме не могли. Все мы знаем, какова цена и медали «За отвагу», и ордена Отечественной войны II степени, и других наград.

Знают родные, что их мать и бабушка пролила кровь, познала холод и голод, теряла друзей и подруг. Сколько нужно было иметь терпения и мужества! Хотя, казалось бы, мужество свойственно только мужчинам. Но именно мужской характер помогал ей всегда и во всём. Ох уж этот характер! Благодаря такому характеру она не падала духом, когда умер её муж, и потом, когда младший сын Евгений стал инвалидом. Крепкая натура помогала ей прекрасно справляться с работой. Более тридцати лет она проработала дояркой. В трудовой книжке почти не осталось места для записей: так много она получала благодарностей и поощрений за свой добросовестный труд.

Николай МИХАЙЛОВ, НОВОСИБИРСКАЯ ОБЛАСТЬ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

Крик

Они сражались за Родину

Крик

ПАМЯТЬ

Повесть Константина Воробьёва с таким названием я прочитал ещё в годы учёбы в Литературном институте.

Константин Воробьёв, по моей читательской оценке, должен стоять первым в шеренге писателей-лейтенантов, писавших о войне. А если уж сдвоить шеренгу, с ним рядом Василь Быков.

Но Костю Воробьёва не пустили в строй – он не умел ходить в ногу.

А крик я услышал в сорок четвёртом на Карельском перешейке. Крик пробился в мои уши сквозь смертельный звон грохнувшей на бруствере вражеской мины.

– Товарищ сержа-а-а-нт!

Белое-белое лицо щупленького солдата, проступившие тёмными брызгами мальчишеские веснушки на меловых щеках, нежные подростковые губы, разъятые в крике ужаса, в багровом сумраке вопящего рта – детские зубы.

– Товарищ сержант, мне ногу оторва-а-ло!

Оглушённый ударом по каске, в полусознании, я тупо перевёл взгляд пониже. В тлеющих лохмотьях солдатских порток рваный обрубок ноги без капли крови и торчащая из обрубка глянцево-розовая кость коленного сустава.

Солдат кричал мне, это я был сержантом, вернее, младшим сержантом.

В запасном полку, который прятался в лесистых холмах неподалёку от городка Инза, я обучался на снайпера. Стрелял я метко. Сметливый мальчик, я быстро усвоил, что перед спуском курка на четверть минуты, это же всего пятнадцать ударов сердца, надо задержать дыхание и, остановив перекрестье оптического прицела под нижним срезом мишени в двухстах метрах от меня, плавно нажать на спуск. Бил без промаха, удивляя взводного. И хотелось скорее на фронт, чтобы стрелять фрицев и медаль заслужить.

Запасной полк. Там я мёрз, голодал, недосыпал, меня избил старшина – за дело. Что они, командиры наши, должны были чикаться с нами, разношёрстной оравой вчерашних подростков, не умеющих ходить в ногу и подчиняться команде? Надо было выбить из нас мальчишескую расхлябанность, лень, детскую сонливость и привитую материнской жалостью душевную слабость и вбить наши ещё не созревшие тела в обойму солдатского строя. В чёрством мужском обществе, где вместо ласкового материнского зова и незлобивого ворчания – звонкая, как звук металла, команда, окрик и мат, мы ожесточались и созревали для фронта, для убийства и смерти.

Словом, после того как я прострелял на стрельбище кучу патронов, продырявил десятку фанерных мишеней, присвоили мне звание младшего сержанта и отправили на фронт.

Я пришил к погонам по две красные лычки и шибко загордился – командир! Правда, никем не командовал, я всего лишь снайпер, но не рядовой же, а младший сержант. Знай наших!