Литературная Газета 6286 ( № 31 2010)

Мы расточены, как никогда ещё не были расточены за всю русскую историю, – ни земли под ногами, ни неба над головой. Попробуешь нащупать границы жизни и упрёшься в туман. Живём обыдёнкой – «ночь простоять да день продержаться». Ведь это, кажется, у нас сегодня на знамени написано. А я думал: вот послал Господь повод! Как, думаю, ухватятся, как съедутся сюда! Господин Лужков приедет к нашему губернатору, тамошняя Дума с нашей Думой сядут за их плечами и будут говорить принародно, при телекамерах о том, что же это такое сегодня – крепкое русское государство? А мы сойдёмся, как в лучшие дни, и увидим, что до нас есть кому-то дело. Но мы «Псковитянкой» и ограничимся. И после спектакля, как вы догадываетесь, мы разойдёмся, говоря не о русской государственности, а о теноровых, басовых партиях, о дирижёрской культуре, о Римском-Корсакове и т.д. А вовсе не о том, почему эта пьеса у Мея появилась, почему Римский-Корсаков оперу писал, что ранило их в этой драме посреди тоже не очень крепкого государства.

– Она написана как бы в ответ революционным волнениям 1860-х. Наверное, для того, чтобы люди подумали, как трудно было объединяться и как легко всё может расколоться…

– Вот-вот… А у нас – «проект» – эффектный повод для трансляции. Угрюмый критик-народник Михайловский сказал когда-то с горьким предчувствием, будто на столетие вперёд заглянул: «Когда-нибудь дьявол эстетики погубит ангела этики». Помните потрясший мир взрыв башен Торгового центра 11сентября на пороге нового века, как привет этому началу? Так вот для Карла Хайнца Штокхаузена, великого композитора и блестящего постмодерниста Германии, по его признанию, этот взрыв был по красоте «эстетически ослепительным зрелищем» и послужил поводом сочинить концерт для симфонического оркестра и эскадрильи вертолётов, которые должны были стать знаком нового века. Слава богу, оркестр отказался.

Простите мне это уподобление, но красивым от тревожного отделываться нельзя. «Псковитянка» прекрасна как опера, и хорошо, что она развёртывалась на фоне кремля в Пскове и мы хоть на два часа почувствовали тоску по прежнему единству. Но жаль, что мы не используем поводов, которые даются нам Историей.

Когда-то Виктор Борисович Шкловский, чуть не сразу после революции, возбуждённый ею, посетовал в первую же минуту затишья – «У нас пропала тяга Истории». Как тяга в печи, когда дом с улицей одно. Сегодня только улыбнёшься. Это тогда-то, в 22-м году, пропала тяга? Поглядел бы он сейчас. Вот уж когда пропала, так пропала. Сегодня мы не чувствуем, что присутствуем при чём-то исторически серьёзном, что наше сознание исторично. Как будто навсегда выпали из организма Истории.

В эти дни открывали выставку Петра Павловича Оссовского, и он говорил о ликах, которые писал на Псковской земле. А лица становятся ликами только и единственно в Истории. Когда История перестаёт существовать, остаются только лица. Лица прелестные, правда. Вон сегодня девочки и мальчики – все прекрасны. Но это лица. А лик – это нечто другое, что проступает сквозь лицо, как дыхание образа и подобия божьего. А мы, прогнав Историю, и не замечаем утраты русского лика. История делается при наличии цели у государства. А какая сегодня цель? Мы вычеркнули из словаря, осмеяли и опозорили слово «идеология»», даже статью №13в Конституции специально сочинили, чтобы никакая идеология не смела претендовать на первенство. А оказалось, что когда нет идеологии, человек не знает, «куда» он живёт, в какую сторону. Ведь «день простоять и ночь продержаться» нужно во имя чего-то, что наступит завтра. И «простоять» и «продержаться» – глаголы деятельные, а значит, «идеологические». Так что мы и на них не имеем права.

– Всё можно понять: от призывов народ за 70лет устал. Сейчас у каждого свой путь. Только как его верно определить и выдержать?