Литературная Газета 6294 ( № 39 2010)

– На твой взгляд, современные русские писатели отражают действительность? Будут ли по их книгам впоследствии судить о прошедшем времени так, как по произведениям, допустим, Чехова, Куприна, Бунина?

– На мой взгляд, писатели всё сильнее забиваются в свои кабинеты и потому пишут или по мотивам своей дописательской биографии, или абсолютно из головы. Появляется много действительно талантливой молодёжи, которой есть что сказать, но чаще всего материала хватает лишь на одну книгу, на две-три повести. Затем человек вливается в писательский цех, устраивается в газету или журнал (ради прокорма) и пишет уже слабее в плане достоверности, хотя его слог, стиль нередко оттачиваются… Писателей, которые бы оставались внутри реальной жизни, я не знаю. Разве что Михаил Тарковский…

У нас нет художественно убедительных вещей ни о современных рабочих, ни о крестьянах (или, точнее, о жителях сёл и деревень), ни об офицерах, милиционерах, врачах, учёных. Даже о бизнесе пишут общими словами, без деталей, которых попросту не знают. Большинство произведений современной прозы – на отвлечённые темы. Бывают исключения, но их очень немного. А мир вокруг меняется стремительно, язык обновляется чуть ли не ежегодно так, что людям из разных сфер деятельности становится трудно друг друга понимать, возникают совершенно новые отношения между людьми, писатели же топчутся на месте – те, кто стал писать в 60-е, пишут так, как писали тогда, те, кто в 70-е, – так же, как в 70-е… И я тоже пишу так, как в 90-е, когда стал относиться к писательству всерьёз… Такого старичка, который бы написал свою «Крейцерову сонату» или «Воскресение», я, к сожалению, не вижу. У тех, кто пришёл в литературу в последние десять лет, встречаются, на мой взгляд, очень точные штрихи нашего времени, но это лишь штрихи. Впрочем, кто знает, что увидят в нашей литературе будущие поколения. Может быть, вообще ничего, а может, по силе передачи – нечто схожее с 20-ми годами прошлого века…

– Можешь ли ты сказать, что достиг пика своей формы, или же совершенству нет предела?

– Писатель – не спортсмен, который может вывести себя на пик формы. Да и у спортсменов пик формы – понятие относительное, то и дело мы наблюдаем срывы с этого пика. У меня случаются периоды, когда и двух слов на бумаге связать не могу, а иногда большой рассказ пишу за три дня. С крупной вещью чаще бывает проще – долго готовишься, но потом, когда включаешься в неё, пишешь почти каждый день: один эпизод тянет за собой следующий…

Я замечаю свою склонность к самоповторам. Раньше боялся их, пытался заставить себя писать каждую вещь по-другому и о другом, но потом понял, что в этих самоповторах есть смысл. Может, даже некий высший. У меня вызывают внутреннее недоверие те, кто может на одном уровне писать и о прошлом, и о настоящем, и об интеллигенте, и о крестьянине, и о геологе, и о композиторе. Таким мастером был, например, Юрий Нагибин. Действительно, мастер, талантливейший писатель, но во мне какая-то важная частица его прозу не принимает. Зато очень люблю Бориса Екимова, который всю свою долгую жизнь пишет об одном и том же, одними и теми же словами. И в его рассказах, в повести «Пиночет» чувствуется настоящая боль, от которой мы в современной нашей литературе отвыкли.

Пытаюсь искать новые темы, новые типы, как-то обновлять свой язык, но это происходит медленно, часто не хватает знаний об известном мне вроде бы предмете. В общем, пытаюсь совершенствоваться. Но совершенствование это или деградация, определить получится лишь потом, по прошествии времени.

– Кто твой любимый писатель и почему?

– Прямо одного любимого писателя назвать не могу. Часто перечитываю Чехова, который постепенно становится для меня самым мрачным, беспощадным из писателей. Но эти мрачность и беспощадность не надуманные – если на мир посмотреть без очков иллюзий, надежд, фантазий, он таким беспросветным и окажется. В том числе и своя жизнь внутри этого мира. Чехов умел это показать без надрыва, без выдумывания каких-то острых сюжетов, без сильных сцен…