Литературная Газета 6304 ( № 2 2011)

Именно отсюда следует, на мой взгляд, едва ли не самая важная черта его творчества. Максим Кантор возвращает в картину героя. Этот герой не коллективист – одиночка. Он держит дистанцию по отношению к обществу и ко времени. Но без него ни время, ни общества не могут состояться. Он думающий человек. Мыслитель. Очень важно, что это сильный человек. И то, что образ героя связан не с категорией успеха, а с верностью себе, своим принципам. Для художника этот образ отнюдь не абстрактен. Он предельно конкретен и символичен. Это образ отца – философа, книжника, мудрого наставника. Отец, книга, картина – для Максима Кантора эти понятия в одном ряду. Они связаны, слиты. И что ещё важнее – они слиты, «впечатаны» в личность самого художника. Другой герой, который для Кантора очень важен, – Лев Толстой. На картине 2007 года граф Толстой нарисован на фоне кроваво-кирпичной стены, с посохом, котомкой за плечами и тяжёлыми мужицкими руками. Эти мослатые, натруженные руки врезаются в память. Герой-мыслитель у Кантора не может быть слабым и не может быть изнеженным барином. И ещё – не может быть конформистом.

Эти герои объясняют, почему Кантор не хочет принять «мещанскую», как он говорит, цивилизацию. Она для него не является синонимом западной. «Я продолжаю думать, что решение русских проблем должно прийти через оздоровление западной гуманистической идеи», – пишет художник. Не размежевание с Европой, а наоборот – любовь к ней, вот что, с его точки зрения, оказывается важным. «Не Европа ресторанов и акций – но культура, родившая Ренессанс, вот что заслуживает любви».

Ренессанс же для него – это соединение античного прошлого с христианской доктриной. «Гуманистическую христианскую культуру можно, наверное, определить через нежелание тавтологии с церковностью. Гуманисты Возрождения, на мой взгляд, более христиане, чем церковники, – заявил он в диалоге с отцом. – Что меня всегда отпугивало в институте веры – это размытость границ ответственности».

Как раз неразмытость личной ответственности индивида, критическое неприятие «мещанского» капитализма, возвращение к христианскому идеалу – этот набор сегодня выглядит вызывающе дерзким. Флагом, поднятым одиноким путником, отколовшимся от толпы бунтарём, вышедшим на пустырь. Что ж! Дело художника – поднять флаг, дело остальных – его увидеть.

Жанна ВАСИЛЬЕВА

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Эмиль КИО: Цирк будет жить до тех пор, пока люди не разучатся верить в чудеса

Панорама

Эмиль КИО: Цирк будет жить до тех пор, пока люди не разучатся верить в чудеса

ЗВАНЫЙ ГОСТЬ

Его профессия – убеждать нас в том, что невозможное возможно. Что маги и волшебники существуют не только в сказках. Что навсегда ушедшее от нас детство можно вернуть. Хотя бы ненадолго. И мы ему верим, понимая, что это – правда и неправда одновременно. Мы рады этому невинному обману – смеёмся, аплодируем и ждём от него всё новых чудес. Раньше таких людей называли фокусниками. Потом для них придумали более изысканную формулу – артист иллюзионного жанра. Но артистов такого уровня – их по всему свету и десятка не наберётся – мы в душе считаем просто волшебниками. Всю свою жизнь Эмиль Кио посвятил искусству благородного обмана, к которому, как ни к какому иному, подходит знаменитое пушкинское определение – возвышающий.

– Эмиль Эмильевич, трудно быть сыном великого отца?

– Нелегко. Папа был лучшим фокусником на свете. Международная ложа артистов цирка удостоила его Большой золотой медали, он был почётным членом Лондонского магического клуба, объединяющего иллюзионистов-профессионалов всего мира. Сохранить славу имени порой гораздо труднее, чем завоёвывать её с нуля. В цирке династии – правило, а не исключение. И здесь всегда всем известно, сколько ты сам вложил в аттракцион, который получил в наследство.

– Свой первый выход на манеж помните?