Литературная Газета 6305 ( № 4 2011)

– Это был процесс достаточно сложный и одновременно простой. Я, здоровый мужик, при всей своей полноценности, при всей своей состоятельности, чувствовал какую-то сосущую пустоту внутри. Если этого чувства у человека нет – это ненормально. Как говорилось ранее в таком случае: в нашей душе у каждого поставлен такой сияющий трон. И на него мы можем посадить либо Создателя всего сущего, либо своё собственное «Я». Когда это осознаёшь, выбор перед тобой встаёт в полную величину. А помните, что сказал великий насмешник: если бы Бога не существовало, его следовало бы выдумать. Действительно, потребность в Нём настолько велика, что без Него не связывается ни мироустроительная, ни любая философская концепция. А с введением понятия «Бог» выстраивается огромное дерево, на котором многочисленные явления и факты уже пристроены в виде листочков, цветов и плодов. И тогда осознаёшь, что ты прибыл в мир не только топором махать, хотя это и великое искусство (Господь наш плотничал до 30 лет, помогая Иосифу!), и великая честь, – осознаёшь и ответственность.

– Перед кем?

– Ну, можно сказать – и перед народом. Были ещё во время моего обращения живы великие старцы. И один из них сказал мне: да, русская интеллигенция в своё время много поработала над разрушением веры в нашем народе, теперь ваша историческая задача – поработать над восстановлением её, это ваша обязанность перед Господом. И понимать это нужно отчётливо.

Беседу вёл Александр ЯКОВЛЕВ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Все мы немного зайцы

Человек

Все мы немного зайцы

ИЗ ДЕРЕВЕНСКОГО ДНЕВНИКА

Осенью это было. Иду за водой. К роднику. День солнечный, но не жаркий. Тропинка вьётся в порыжевшей, пересушенной летним зноем, ломкой траве, мимо огородов, к заросшему молодым лесом оврагу. Родник – там, в сумрачной глубине, в пестроте реющих солнечных пятен. Этот миниатюрный, словно бы игрушечный, колодезный сруб из крепко подогнанных сосновых брёвнышек, испятнанный щупальцами зеленоватого мха, покрыт широкой доской; над ним, на сучках соседних деревьев, будто ёлочные игрушки, висят черпаки, вырезанные деревенскими умельцами из пластиковых бутылок разного цвета.

Подхожу к спуску в овраг. Вижу: кто-то маячит на тропе. То ли пенёк, то ли зверь. Неподвижен, как статуя. Замедляю шаг, всматриваюсь. Неужели заяц? И точно – он. Матёрый русак. Стоит торчком, на мощных задних лапах, спина и бока бурые, брюхо белое с рыжими подпалинами, ростом – мне по пояс. Усы гусарские вразлёт, вокруг глаз – белые кольца, смотрит пристально. Не боится! Ну да, конечно, я же без ружья, с пустым ведром.

Останавливаюсь шагах в десяти, боюсь спугнуть. Рассматриваю зверя. Он не уходит, прядая длинными ушами, улавливая все звуки вокруг – треск кузнечиков, птичью перекличку, шорохи опадающей листвы, далёкий стрёкот моторной лодки, принесённый ветром с излучины Клязьмы, она здесь светится синим пламенем сквозь кроны сбегающих к ней деревьев.

Мы разглядываем друг друга, наверное, минуты две, и я наконец спрашиваю его:

– Ну что, косой, не уступишь дорогу?

Зверь, словно поняв, о чём его просят, отпрыгивает в хрустнувшую под ним траву, но не убегает – всё так же торчит столбиком, любопытствуя, что будет дальше. Я двигаюсь по тропинке к спуску, не сводя глаз с заячьей морды, торчащей над травой шагах в трёх от тропы, и, поравнявшись, предлагаю ему:

– Давай знакомиться, раз уж ты такой смелый.

И протягиваю ему свободную руку.

Это был непростительный с моей стороны жест, превратно истолкованный зайцем. Издав странный, возмущённо фыркающий звук, он пружинисто взвивается над травой и, уже не останавливаясь, но без суетливых скачков в разные стороны, размеренными плавными прыжками направляется по прямой в заросли ивовых кустов, к спуску в речную пойму.

Я прошёл по виляющей вниз тропинке к роднику, отодвинул доску, осторожно, чтоб не взбаламутить песок на дне ключа, начерпал прозрачной воды в ведро и, поднимаясь наверх, к месту нашей с зайцем встречи, вдруг подумал: а ведь здесь, наверное, место его постоянного обитания. На склонах, под кустами, множество удобных для лёжки мест. Если затаиться, никто не заметит, мимо пройдёт. Ходят же сюда редко, когда уж совсем, к концу лета, иссякает вода в деревенских колодцах. К тому же огороды рядом, есть где косому подкормиться.

Да и картина здесь открывается взгляду особенная: сквозь древесные кроны, за синеющей петлёй Клязьмы, кудрявятся берёзовые рощи, сверкают в камышовых зарослях зеркала стариц, плывут над зубчатой кромкой далёкого леса вереницы медленных кучевых облаков. И всё это твоё!