Литературная Газета 6310 ( № 5 2011)

Утром мы вышли в пролив Дрейка, который отделяет Южную Америку от Антарктиды, и направились к мысу. Побережье крохотного острова, где на самом юге выступает знаменитый мыс, мы обходили четыре часа. Никогда не было такого, чтобы на коротком участке приходилось более 100 раз менять галс. И всё это, чтобы стать под углом к встречному ветру, который будет нести тебя в сторону, но всё-таки чуть-чуть – по желанному курсу. Моряки знают, что к любому ветру можно приноровиться, но только не к его порыву. Порыв. Как часто я в жутких условиях ухитрялся каракулями в блокноте описывать какие-то детали, штрихи, мелочи, связанные с Порывом, который так и хочется мне писать с заглавной буквы. Я ведь убедился, что белой шапкой Девятого вала (в данном случае – без кавычек) Айвазовский своей волшебной кистью раскрыл образ его величества Порыва. Порыв – это не только и не просто ветер, который представляет собой, скажем языком энциклопедических словарей, движение воздуха относительно поверхности океана. Порыв – это некая реальная мистика. Это энергия. Мощь. Сила. Порыв – это свобода и взрыв. Ибо взрыв – это и есть освобождение (от слова «свобода») большого количества энергии в ограниченном объёме за короткий промежуток времени. Порыв – это Вдохновение. Это – Стремление. Это – Страсть. А какие словосочетания: в порыве гнева, радости, порывы благие, добрые, недобрые. Ну и, конечно, чаще всего люди произносят «порыв ветра», который, как уже говорилось, в два, в три раза сильнее, чем сам ветер. И проявляется всё это в течение мгновений. Этих мгновений бывает достаточно, чтобы случилась катастрофа. Чтобы родился Девятый вал.

И мы видели это. Мы преодолели. Это был наш ПОРЫВ. Прошли с востока на запад, из Атлантики в Тихий.

Однако у нас была ещё одна задача. А для меня – давнишняя мечта. Вряд ли кто-нибудь «одновременно» проходил и мыс Горн, а затем ещё и Магелланов пролив, чтобы теперь уже снова войти в Тихий океан именно там, где выходили три из пяти судов Фернана Магеллана. И где он, пионер кругосветки, произнёс историческое – ТИХИЙ океан. Он ошибся. Но это была ошибка гения, с которым мы ещё встретимся.

Зорий БАЛАЯН, борт парусного судна «Армения», Атлантический и Тихий океаны

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии: 13.02.2011 19:04:24 - lusine balayan пишет:

poputnogo vam vetra, s BOGOM

Принудительная история

Первая полоса

Принудительная история

ПРЯМАЯ РЕЧЬ

В прошлом году «ЛГ» не раз писала о скандале, затеянном вокруг учебного пособия по истории России XX века профессоров исторического факультета МГУ А.С. Барсенкова и А.И. Вдовина («ЛГ», № 37, 50). Напомним, что по инициативе Н. Сванидзе по этому вопросу заседала Общественная палата, в Московском университете появились эмиссары, объяснявшие учёным, что их ждёт за высказанное мнение. Посыпались требования уволить, запретить, лишить права преподавать. Университетских историков объявили врагами, экстремистами, сталинистами…

Кампания травли, устроенная так называемыми либеральными демократами,  сразу вызвала аналогии с известным «делом русских профессоров» в конце 20-х годов прошлого века, когда была разгромлена целая историческая школа. Совпадения в приёмах и методах и впрямь  были поразительными.

Предлагаем вниманию читателей беседу с доктором исторических наук, профессором  Санкт-Петербургского государственного университета Виктором Брачёвым, автором книги «Травля русских историков».

На вопросы «ЛГ» отвечает доктор исторических наук, профессор  Санкт-Петербургского государственного университета Виктор Брачёв, автор книги «Травля русских историков».

– Виктор Степанович, ваша книга, вышедшая несколько лет назад, как оказалось, ни в коей мере не утратила своей злободневности. Расскажите об истории её создания.

– Я занимаюсь историей репрессий против историков уже давно – больше двадцати лет. Отправной точкой исследований явилась работа над биографией замечательного отечественного историка, академика Сергея Фёдоровича Платонова. Как известно, 12 января 1930 года Платонов был арестован и более полутора лет находился в тюремном заключении, а затем его сослали на пять лет в Самару. За что? Почему? Дело это по тем временам было довольно тёмное, поскольку в открытых исторических и литературных источниках сведений по нему практически не было. Я обратился в архив КГБ, но там сказали, что интересующие меня материалы в настоящее время недоступны, и предложили воспользоваться газетными публикациями и архивом Академии наук.