Литературная Газета 6312 ( № 7 2011)

Другая странность: главный упор сделан на иррациональность русского сознания. Но иррациональность поведения человека перед лицом смерти не русскими придумана. Скажем, в основе пушкинского «Пира во время чумы» – вообще-то «сцены из рыцарских времён». Кроме того, именно рациональность в ситуации катастрофы способна выглядеть высшим абсурдом. Один из секретарей горкома, заглянувший с вертолёта «в пасть» разбитого реактора и признавшийся, что «потянуло прыгнуть солдатиком – туда прям», потом вспоминает о карьерных расчётах. О том, что «блошки запрыгали» и, глядишь, шанс появляется и у него – прыгнуть на освободившееся место. И герой – Валерка Кабыш – пятится от него, глядя как на человека, у которого совсем поехала крыша. Наконец, нельзя сказать, что герой не пытается действовать разумно. Он как раз хочет бежать и делает несколько попыток. Но каждый раз – «тормозит».

Это не тема судьбы (хотя от неё не уйдёшь), а тема этического выбора. Представим, что герой сбежал. И что – вот оно, счастье? А как же остальные, те, кто остался в Припяти? Ребята из рок-группы? Друг Петро с Ларкой? Их будущий ребёнок? Толстуха в винном магазине и жизнерадостная бухгалтерша, отплясывающая на свадьбе? Эти люди, которых он не может спасти. Не может им даже сказать, что происходит. Хотя, в общем, многие и так уже понимают. Но если ты не можешь спасти, то что можешь сделать? Остаться с теми, кто обречён. Валерка Кабыш, конечно, не Янош Корчак, но крысой, бегущей с тонущего корабля, ему что-то не позволило стать. Я назвала бы это достоинством человека. Грешного, смешного, подумывающего о партийной карьере, любящего выпить, но – человека.

В отличие от Кабыша герои фильма «Мишень» (показанного в «Панораме») людьми себя уже и не чувствуют. Скорее – богами, которым дано всё – власть, деньги и, главное, вечная молодость. Александр Зельдович снял антиутопию, которая выглядит гротесковым портретом настоящего. Это своего рода «анти-Сталкер». У Тарковского герои шли к цели весь фильм, чтобы растеряться в финале, не зная, о чём же просить. Персонажи Зельдовича таких колебаний не знают – они думают только о себе. Но финал предрешён. Фильм интересен не только отличными актёрскими работами, но и чудным переходом технологичного гламура в гротеск, абсурд, социальную сатиру.

3D – DOC

Нынешний Берлинале показал, как технологии блокбастеров осваиваются европейскими мастерами в арт-целях. Тройка 3D-картин, показанных в рамках основной программы: французский мультфильм «Сказки ночи» Мишеля Осело, «Пина» Вима Вендерса (вне конкурса) и «Пещера забытых снов» Вернера Херцога, – демонстрируют три разных подхода к 3D.

Мультфильм Мишеля Осело успели обругать. Дескать, зачем нужны были новые пространственные эффекты, если Осело предлагает зрителям ностальгическую игру в теневой театр и сказки, которые отчасти придумывают, отчасти переделывают из старых двое детей и старик, сидящие в стареньком кинотеатре? На мой вкус, в замысле француза есть элегантность доказательства «от противного». Режиссёр даёт зрителям новомодную «игрушку», но одновременно делает медиапредметом рефлексии. Он выстраивает цепочку: традиционный теневой театр – старое кино – 3D-кино. Другая цепочка – от древних мифов к сказке и детской игре.

По другому пути идёт Вернер Херцог, соединивший новизну технологии с уникальностью материала. Херцог смог уговорить французское правительство нанять его (за символическую зарплату в один евро, с которой он готов был заплатить налог) для создания фильма о наскальных рисунках в пещере Шовэ. В пещеру до него был закрыт вход не то что кинематографистам – профи. Количество учёных, работающих в ней, можно перечислить по пальцам рук. Там в 1994-м археологи обнаружили самые древние наскальные рисунки – им больше 30 тысяч лет. На стенах – около 400 изображений быков, медведей, бизонов, львов, оленей, пантер… Около 14 видов животных. В дрожащем свете факелов их фигуры могли «оживать» и «двигаться». Как и изображение Венеры каменного века, играющей с быком, – за десятки тысяч лет до возникновения античного мифа о Европе, уплывающей на спине Зевса. И – задолго до рождения кино.

В финале режиссёр добавил ноту антиутопии. Неподалёку от Шовэ стоит атомная станция, которая использует воду горной реки для охлаждения реактора. Поэтому микроклимат в пещере в перспективе теоретически может оказаться под угрозой. В финале у Херцога появляется новый герой – крокодил-альбинос, с любопытством взирающий на наскальную живопись. Монтаж, разумеется, но какая концовка! Думало ли французское правительство, что ему подложат такую свинью, то есть крокодила? Интересно, где Херцог его раздобыл?