Литературная Газета 6327 ( № 23 2011)

Книга написана студенткой Ленинградского университета военных лет на основе воспоминаний, блокадных дневников и переписки. Несмотря на тяжелейшие испытания, отношения студентов и профессоров в те годы были удивительно дружескими, возможно, именно это всеобщее университетское братство помогло выжить автору книги и её товарищам, когда подступали голод и холод, а с неба сыпались «зажигалки»: «Совсем рядом, с кораблей на Неве, оглушительно стреляли зенитки, их осколки могли пробить крышу над нами, и потому при их особо интенсивной стрельбе мы становились под кирпичные своды чердака, прижавшись друг к другу, склонив головы под защиту сводов. То же мы делали при самом страшном – визгливом, скрежещущем падении фугасных бомб… По звуку и силе колебания здания, – а оно явно колебалось – мы научились различать мощность фугасной бомбы, дальше или ближе она упала. Радовались, если казалось – в Неву, ужасались – не в Зимний ли или Петропавловский собор».

[?] Альберт Плутник. Неразгаданные кроссворды . Полководцы и другие. – М.: Зебра-Е, 2011. – 416 с. – 1000 экз.

В книге собраны беседы с выдающимися людьми и очерки, им посвящённые. Это прежде всего легендарные маршалы Победы: Г.К. Жуков, К.К. Рокоссовский, И.С. Конев. О И.В. Сталине и его окружении автору рассказал Валентин Бережков, личный переводчик генералиссимуса. О генерале И.В. Панфилове – его дочь Майя. Среди собеседников есть и знаменитый герой-лётчик Алексей Маресьев и другие. Отдельный раздел составляют сюжеты, связанные с жизнью и размышлениями Елизаветы Щемелевой-Стениной, которая была синхронной переводчицей советской делегации на Нюрнбергском процессе. Впоследствии Елизавета Ефимовна стала одним из ведущих исследователей этого уникального судебного процесса, который справедливо называли «судом народов».

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Над молчанием прежних эпох

Литература

Над молчанием прежних эпох

ПОЭЗИЯ                                                                                                                                                                                               

Михаил СИНЕЛЬНИКОВ

Парад Победы

В.Е. Субботину

Не парад сорок пятого года

С торжествующим ржаньем коней

И с пучками штандартов у входа

В заселяемый вновь мавзолей.

Но холодное утро столицы,

Из которого в сумрак шагнул

Этот строй непреклонно-безлицый,

Наступающий хрипнущий гул.

Над безмолвием армий разбитых,

Над молчанием прежних эпох –

Ополчений отчаянный  выдох

И резервов решительный вдох.

Всё морозным дыханьем поведай,

Чтобы врезались в сердце навек

Эти редкие цепи Победы,

Уходящие в реющий снег!

Ушедшему веку

Вот и всё. Но ведь были же всё же

Перед Зимним снега и костры,

Эти песни твоей молодёжи,

Эти горны твоей детворы.

Эти урки в пробоине шлюза,

Премиальные их пирожки.

Проработки, война, кукуруза,

Бег с Америкой вперегонки.

Эта жизнь под присмотром, в прицелах,

В задыханьях и хрипах стиха…

Фотографий её пожелтелых

Остаётся на пальцах труха…

Эти гордые реки металла,

Завоёванный рай впереди…

Всё, что плавилось там и пылало,

Всё, что там клокотало в груди.

То, что вдруг оказалось далече,

То, что мчащийся день заградил,

Заслонили бессчётные свечи,

Безучастные взмахи кадил.

* * *

Железный голос воинского хора,

Грозя, из сердца Азии идёт

В переполох церковного собора,

В пергамский день и  плеск эгейских вод.

Так шли они, упрямы и угрюмы,

Топтали поле Косово, Стамбул,

Как будто бы пастушеские думы

В необоримый превращая гул.

Поповка

Кажется, полковнице Поповой,

Киснувшей в именьице своём,

Твой подзол достался бестолковый,

Злой народ и тусклый серозём.

Или вдруг Олениной Аннете

Стал приданым мир твоих заплат.

Памятью о незабвенном лете

Пушкиным воспетый полон взгляд.

Но соха, лежащая в музее

За стеной чуть зримого стекла,

Оплатила столькие затеи

И такой оброк проволокла!

Раннею весной в сыром тумане

Девятнадцатого февраля

Плакали крестьяне и дворяне,

Думая при этом: «Чья земля?»

* * *

Основывая города,

Нельзя предвидеть никогда,

В какую вымахнет громаду

Созданье духа и труда,

Какую вынесет осаду.

Какие будут мятежи…

Все очертания свежи,

И пахнет плотницкою стружкой,

Когда заглянешь в чертежи

Между похмельем и пирушкой.

И думать некогда о том,

Кто будет здесь в каком-то веке

Стоять на берегу пустом,

Когда над шпилем и крестом

Сомкнутся времена и реки.

Звук                                                                                                                                   

Был в груди этот звук, он сейчас ещё,

кажется, рядом,

Но уже отзвенел, ускользнул

из протянутых рук.

Опустели слова, не ухватишь ни мыслью,

ни взглядом

Всё, что выразить мог этот сильный

напрягшийся звук.

Удаляется гул – угасающая вереница

Чуть живых отголосков…

Уже не угонишься ты…

Так чего же он хочет за то,

чтобы в душу вселиться?

Поздней страсти, беды или юности

и нищеты?

* * *

Нет в российских романах

счастливых концов,

Непременно должны быть концы тяжелы.

Если даже начало – под звон бубенцов,

Всё равно под конец загремят кандалы.

Кто этапом бредёт, прозревая в пути,

Кто богатство бросает, берясь за суму,

Кто под поезд бросается, и не найти

Никакого другого конца никому.

Обречённый приходит сдаваться в ЧК,

Гибнут наши подпольщики в смертном

кольце…

Соловьи голосисты, светлы облака,

Мы узнаем, однако, что ждёт нас в конце.