Литературная Газета 6334 ( № 30 2011)

– Да, причём самим зрителем. Лет двадцать назад, когда «всё стало можно», появился у нас в репертуаре спектакль со словами, которые до того принято было считать непечатными. Зрители стали уходить из зала: мы такого в нашем театре слышать не хотим! А натура… Так это когда-то она шокировала и тем самым публику приманивала. Сейчас кассу на этом не сделаешь. Но дело не в этом, разумеется. Дешёвый успех, он и есть дешёвый. И зритель это прекрасно понимает. Его ведь на самом деле не обманешь. Он всегда чувствует, когда с ним играют в поддавки, сознательно занижая планку. Он один раз нарвётся на такой спектакль, ну, может, второй, а потом просто забудет дорогу в театр. Потому что доверять нам перестанет.

– При таких принципах вам с современной драматургией явно не по пути.

– К моему величайшему сожалению. Глубокую, умную, чуткую пьесу среди современных текстов отыскать чрезвычайно сложно, но когда это удаётся, испытываешь ни с чем не сравнимую радость. В общей же массе современная пьеса – это суконный язык, плоские персонажи, невнятный, а то и вовсе отсутствующий сюжет. И когда я беру в руки такой текст, то, как бы остросоциален он ни был на первый взгляд (а впечатление это чаще всего обманчиво), я мучаюсь вопросом: зачем, для чего и, главное, для кого я должен этот текст ставить? Каким зритель наш выйдет из театра? Легче ли ему после такого спектакля будет справиться с проблемами в собственной жизни или он махнёт на всё рукой, в очередной раз убедившись, что жизнь гадка и мерзка? Режиссёр в первую очередь ответствен перед своим зрителем. Об этом сейчас многие предпочитают «не помнить».

– Когда-то начинающие режиссёры как о величайшем счастье мечтали о том, чтобы руководить театром. К слову, вы ведь в своё время были самым молодым худруком в Советском Союзе, когда возглавили театр в Смоленске. Сегодня же и молодые, и мэтры предпочитают быть «гастролёрами»: приехал, поставил, на фестиваль съездил, премию получил  – и можно на новую площадку десантироваться.

– Мне такой способ существования не по душе. Для меня театр – дом, как бы странно это для кого-то сейчас ни звучало. В театре слишком тесно взаимодействуют люди, чтобы быть друг другу чужими. Мы в нашем театре стараемся поддерживать это семейное тепло. Удаётся не всегда, но чаще всё-таки получается. Раньше профессия режиссёра предполагала ответственность за большой коллектив, за людей, которые связали свою судьбу с театром, которым ты собираешься руководить. Потому и хотелось попробовать, чего ты стоишь. Мне мой мастер, выдающийся режиссёр и педагог Леонид Сергеевич Вивьен, как-то сказал: пусть ты провалишься, но это будет твой провал! Потому и требовательность к себе была намного выше. С тех пор это стало моим внутренним девизом. Приглашённые режиссёры – проблема для сегодняшнего театра очень сложная. Я убеждён, что художественный руководитель не имеет морального права приглашать в театр кого-то, только руководствуясь громким именем режиссёра, шумным успехом его предыдущих постановок и расчётом на кассу. У театра должно быть собственное лицо, программа, художественная линия – называйте как хотите, важен смысл. Если этого лица нет, у театра своей публики не будет. Будет случайная, а это немедленно скажется на самочувствии труппы. Видеть в зале глаза заинтересованные или холодные – для артиста не всё равно.

– Как живётся Русскому драматическому театру в Ереване?

– Армения и в советские годы была практически мононациональной республикой, так что театр с самого своего основания, а было это в 1939 году, был, если можно так выразиться, «чрезвычайным и полномочным представителем» русской культуры в республике. Впрочем, верно и обратное. Особенно сейчас. В России мы представляем Армению. Между нашими странами отношения в разные периоды складывались по-разному. Иногда весьма и весьма напряжённо, но такова жизнь. На жизни театра это тоже сказывалось, не зря же его называют зеркалом жизни. Главное, что в итоге между нами восстановились по-настоящему дружеские взаимоотношения. Междоусобицы никогда не способствовали процветанию народов. Кажется, Цицерону принадлежит потрясающая по глубине мысль: жизнь без дружбы подобна солнечному свету, лишённому тепла. Человек в холоде жить не может.

Беседу вела Виктория ПЕШКОВА

Вместо послесловия