Литературная Газета 6337 ( № 33 2011)

– Совершенно верно. Ведь это он сказал: «В наш век стихи живут два-три мгновенья, / Родились утром, к вечеру умрут...» – и жил с этим ощущением своей ненужности и безвестности, но стихи продолжал писать до самой смерти. А вспомним Фета – увидим то же самое: последняя его книга «Вечерние огни», изданная небольшим тиражом, всего в 700 экземпляров, стояла в книжных магазинах и не раскупалась.

Даже в XX веке, который, как нам сейчас кажется, был веком необычайного подъёма и расцвета поэзии, не кто иной, как Тынянов, в 1924 году в своём «Промежутке» писал о том, что стихи не востребованы, что их заслоняет проза. И это при том, что пишет он в своей статье о Маяковском, Пастернаке, Мандельштаме, Ахматовой, Ходасевиче, Есенине, Тихонове, вспоминает Хлебникова, который недавно умер, – поэтов великое множество, а Тынянов недоволен! Вот и мы сегодня недовольны тоже.

У меня в своё время были стихи, которые начинались так: «Стихи – архаика. И скоро их не будет. / Смешно настаивать на том, что Архилох / Ещё нас поутру, как птичий хохот, будит, / Ещё цепляется, как зверь, чертополох». Это ощущение неблагополучия время от времени возникает, и, может быть, оно в каком-то смысле плодотворно, потому что заставляет задуматься о том, что же требуется от поэта.

И тут видишь, что стихов сегодня пишется очень много, но поэты слишком часто заняты собой, исключительно собой, их не волнует окружающий мир, да и писать они хотят «темно и вяло», так, чтобы их никто не понимал. Смысл из стихов уходит, остаётся некая бессмыслица, часто нарочитая, да ещё лишённая знаков препинания.

– Не кажется ли вам, что небрежение знаками препинания происходит отнюдь не от неумения их правильно расставить?

– Такой поэт не ставит знаки препинания, чтобы запутать читателя, произвести на него впечатление, обратить на себя внимание хотя бы подобным способом. Но мы-то, читая стихи, в уме всё равно расставляем и запятые, и двоеточия, и тире. И тогда перед нами предстаёт некий вполне заурядный текст во всём своём убожестве. Так что нечего валять дурака и лишать стихи знаков препинания – это то же самое, что предложить музыканту отказаться от нотных знаков. «Ты, нежная! Ты счастье мне сулила, На суетной земле…» Представьте себе, что Фет убрал бы здесь запятую и восклицательный знак! Всё бы рухнуло.

– Неужели всё так безрадостно?

– Разумеется, кроме множества жуликов и графоманов есть и в наше время настоящие поэты. И не только в столице, но и в провинции. Могу кое-кого назвать: в Москве это Олеся Николаева, Евгений Рейн, Олег Чухонцев, Юрий Кублановский, Сергей Гандлевский, Дмитрий Быков, Михаил Синельников… В провинции – Светлана Кекова из Саратова, Ирина Евса из Харькова, живущий в Омске Олег Клишин, Владимир Крюков из Томска, Дмитрий Кантов из Владимира… Всех не перечислить. Петербург тоже поэтами не обделён: Алексей Пурин, Давид Раскин, Александр Танков, Алексей Машевский, Иван Дуда, Александр Леонтьев, Валерий Трифонов, Александр Фролов, Вероника Капустина, Елена Ушакова, Елена Елагина, даже уехавшая в Барселону уроженка Петербурга Ксения Дьяконова и Владимир Шемшученко… Я могу продолжить перечень, но давайте на этом остановимся. В таких случаях всегда чувствуешь вину перед теми, кого не назвал, прошу у них прощения.

– Три четверти века для поэта много или мало?

– Должен признаться, что юбилей – ужасное слово, невесёлое мероприятие, и оно портит мне настроение. Но вот что следует заметить: ругая нынешнюю жизнь и нынешний век, мы, наверное, несправедливы. Люди стали жить дольше. И здесь я могу сказать с некоторым удивлением и удовольствием о том, что возраст – не повод для того, чтобы «закрывать лавочку», отказаться от стихов. Оказывается, можно писать стихи и в семьдесят лет, и дальше – во всю силу; можно и понять кое-что, чего в юности и в более зрелом возрасте не понимал. Надо сказать спасибо неизвестному Дарителю за возможность узнать что-то новое, чего до сих пор не знал, осмыслить что-то по-другому: ведь жизнь непредсказуема, таинственна и богата неожиданностями. Когда думаю о своей жизни, я понимаю, что прожил не одну жизнь, а несколько. Первая – это детство, война, весь ужас тридцатых-сороковых… Вторая – это молодость, надежды и перемены к лучшему, хрущёвская «оттепель». Потом опять – угасание надежд в брежневские времена. Потом ещё одна жизнь – это новые перемены, которые, как бы мы ни ругали наше время, привели, безусловно, к невероятным изменениям. Я, беседуя с вами, говорю свободно и абсолютно не думаю ни о какой цензуре, и опубликовать могу всё, что хочу. Грех жаловаться. И, конечно же, политическими переменами и перепадами жизнь не исчерпывается, ведь жизнь – это любовь, это дружбы, это книги, поездки, знакомства с людьми, это работа за письменным столом, это осмысление жизни и возможность обрести внутреннюю свободу даже в самые нелёгкие времена… «Тучка, ласточка, душа! / Я привязан, ты – свободна» – это было сказано мной в стихах 1969 года.

– А что ещё вас беспокоит в нынешней поэзии?