Литературная Газета 6340 ( № 36 2011)

Обычно мы с ней просто здоровались и тут же расходились по своим делам. До её появления в общежитии белой вороной была я. Но я благодарила судьбу за отдельную муниципальную комнату – всё-таки снимать не надо. А на аренду целой квартиры не хватало денег. Однажды хлебнув горя со съёмным жильём, начинаешь бесконечно благодарить Бога за маленькое счастье иметь что-то временно своё, пусть с общим душем, туалетом и кухней. Пусть и с соседями, закупающими к Новому году или Восьмому марта по десять бутылок водки на человека.

Каждый праздник начинался и завершался по одинаковому сценарию – с обязательной дракой, кражами, взаимными обвинениями, испражнениями во всех углах коридора. В такие дни я старалась уходить из дома утром, пока все спят, если же по каким-то причинам задерживалась, то приходилось общаться с милицией, которая просила меня выступить понятой. Соседи всё время что-то воровали друг у друга, и виновная сторона каждый раз вызывала милицию. Случалось и такое: милиция проводила обыск по поводу пропажи магнитофона и неожиданно находила утюг, сворованный у других соседей, а у тех, в свою очередь, обнаруживала чужой чайник. Видела я и свои, случайно оставленные на кухне вещи, но при милиции сказать не решалась, мне казалось, что это некрасиво выглядит, по-предательски – указывать на то, чем люди так уверенно пользуются, к чему они привыкли. К тому же я бы не смогла после соседей снова общаться со своими вещами как ни в чём не бывало, даже если бы пришлось их тщательно промыть. Я себя знаю. По-своему мне было соседей жалко, но я старалась этого не показывать, а то бы они тут же этим воспользовались, как, впрочем, уже случилось однажды.

Так было и теперь. Искали приставку к видеомагнитофону, меня накануне участковый поздравил с тем, что за последнюю неделю я в третий раз выступаю понятой. «Везёт вам на приключения», – сказал он. Приставку мы не нашли: как стало известно после, её успели продать и купить водки – «пропить». Зато у Гали я увидела в комнате развешанное красивое бельё. Кружевные трусики, лифчики, полупрозрачные топики сушились на верёвке, было видно, что Галя ими пользовалась, и не раз. Тут я не выдержала и рассказала об этом участковому на правах старой знакомой.

– Чьё бельё? – спросил он без обиняков у Гали.

– Моё, – уверенно сказала та, с вызовом глядя ему в глаза.

– Где взяла?

– Купила на рынке.

– За сколько?

Тут Галя замешкалась, она посмотрела на тонюсенькие ажурные подвязки для чулок, как бы прицениваясь, сколько они могут реально стоить, и ответила:

– За две тысячи.

– А сколько ты получаешь? – не отставал участковый.

– Четыре шестьсот в месяц вместе с премиальными.

– Так, – повернулся он к дежурному, – зовите сюда балерину.

Она вошла, немного растрёпанная и невероятно красивая, видимо, снимала макияж. Милиционеры невольно отпрянули.

– Ваше? – указал пальцем на бельё участковый.

– Мама мия! – воскликнула она. – Мой корсет и бюстгальтер мой…

Тут она беспомощно открыла рот, стала похожа на раненую птицу, повернулась к нам и полушёпотом сказала:

– Я не смогу это взять. Я никогда не смогу больше это носить, понимаете?

– Неприятно, конечно, – начал почему-то оправдываться участковый, – но если постирать, прокипятить, почему бы и не надеть?

– Застёжки на корсете, – сказала, краснея, она, – сразу видно: у дамы, которая надевала, другая талия...

– Ясно, что другая. Это как на корове седло.

– И аура, понимаете, это не отстирать. Это… моё… сокровенное… а к этому прикасались чужие руки.

– Да не одни, – вошла другая соседка. – Эти фигуристые трусы и цветастые финтифлюшки носила Светка, Галкина дочка, даже стриптиз танцевала на подоконнике, чтобы всей округе было видно, а потом с Вовкой в туалете закрылась…

– Я не смогу это носить никогда, – твёрдо сказала танцовщица, – поймите…

– Заявление писать будете? – осведомился участковый.

– Нет. Бог им судья.

– Ишь ты, ишь ты, – передразнила танцовщицу соседка, – гордая, значит. Погоди, поживёшь с нами, слетит с тебя, милая, спесь. Привыкла среди больших людей хвостом вилять, а ты тут протяни среди работяг. Журналисточка (имелась в виду я) тоже поначалу всё дезифинцировала, про микробы всем уши прожужжала, а теперь моет только то, что её касается, и вообще не видно её целыми днями. И ребёнка своего не показывает – боится, сглазим.

– Всего доброго. – Она повернулась и ушла.

В тот день в наш город приехала балетная труппа из Москвы. И я сына первый раз в жизни повела на настоящий балет. Ребёнок отбрыкивался, не хотел идти. «Вот если бы там были настоящие черепашки ниндзя», – мечтал он.

– А знаешь, – сказала я, – балерины в позе фуэте чем-то похожи на ниндзя.

– Правда, мам?

– Да!

Я накануне ему рассказала, в каком месте и сколько раз должно быть фуэте. Сын увлечённо считал, но каждый раз недосчитывался – то пять раз, то восемь, а то целых одиннадцать.

Однажды я забыла закрыть дверь, и сынишка убежал играть в коридор. Я так была занята, что не сразу заметила, а когда нашла его, изумилась немало: мой малыш стоял и смотрел, как старшие дети поймали кота и кошку и укладывают друг на друга.