Литературная Газета 6347 ( № 46 2011)

В ушах целыми днями слоняющегося по двору Галима звенели слова Джавита абзы: "Сын шабашника Хайдара!" Галим никогда не испытывал на себе томных женских взглядов, не был предметом их обожания ни в подростковом возрасте, ни в зрелом. Переваливший за "тридцатник", ничего, кроме нескончаемой работы, не познавший в этой жизни Галим лишь с подачи матери женился на Закие, на лбу которой к тому времени уже успело проступить несмываемое, казалось бы, тавро "старая дева". Правда, по деревне шёл слушок, что Закия неспроста засиделась в девках-то, мол, она ждёт своего возлюбленного Хайдара, только вот шабашествующий рыцарь почему-то не спешит вскочить на белого коня, чтобы предстать "пред светлы очи ея". Прожившая всю жизнь с кротким и безропотным, как телёнок, мужем, мать Галима не стала обращать внимания на сплетни да пересуды - женила сына на Закие.

Скупа на любовь оказалась Закия. Да и Галим особо не баловал в этом плане жену. Может, из-за этого Закия, родив Гумара, больше не захотела рожать, а может, здоровье ей не позволило? Галим вопрос о наследниках ребром не ставил. Так и остался Гумар единственным ребёнком в семье.

- С чего это мой сын, которого я вырастил и воспитал, оказался вдруг хайдаровским? - Галим сжал кулаки. - Закия, хвала Аллаху, честная женщина и верная жена, ни один человек не может сказать о ней ничего плохого.

До чего довела бы Галима свистопляска обжигающих мыслей, страшно даже представить, но в конце этой непростой для их семьи недели в деревню приехал Гумар. Всматриваясь в сухощавое, чуть выше среднего роста тело, в удлинённую лопоухую физиономию с внимательным взглядом зеленоватых глаз из-под густых бровей, в пару крупных заячьих резцов, издалека слепящих своими солнечными собратьями встречный люд, Галим пытался найти в сыне схожие с ним самим в юности черты или хотя бы чёрточки. Едва переступив порог родного дома, Гумар, обезоруживающе улыбаясь, приветственно протянул отцу обе руки:

- Здравствуй, папа! - и в ту же секунду жалящий рой чёрных мыслей куда-то улетел из отцовской головы, а вернее, улетучился[?]