- Во-первых, спасибо, что помните, а во-вторых, кроме вас и Марка Любомудрова, никого в нашем городе не осталось, кто знал бы отца лично. А у меня с отцом были интересные и своеобразные отношения - у нас был, если можно так выразиться, эпистолярно-телефонный роман. Мы с ним расстались в 1969 году, когда я была ещё совсем ребёнком. Он уехал в Москву, где возглавил редакцию серии "ЖЗЛ" в издательстве "Молодая гвардия", а позже, в 1976 году, стал редактором журнала "Человек и закон". Интеллектуальная связь с ним никогда не прерывалась. Он писал мне письма, а я в ответ отправляла ему свои детские, а потом подростково-юношеские ответы. Он называл меня - Кискин. Как сейчас помню его твёрдый почерк, которым он это домашнее имя писал. И что самое интересное: письма, полученные от меня, он потом вместе со всем архивом сдал в отдел рукописей Ленинки. Был даже забавный случай: некий московский студент решил написать дипломную работу на тему "Образ советской девушки 80-х годов" на основе этих писем. Отец смеялся[?] Потом у нас был длительный период необщения. Начались, как их сейчас называют, "лихие девяностые"[?]
-
Как отец переживал эти события?- Отец очень тяжело переживал то, что происходило со страной и её людьми. Он считал это катастрофой и тягчайшим преступлением. Все эти годы он почти ничего не писал. Злые языки даже говорили, что Семанов замолчал навсегда.
-
Но ведь это не так...- Прошло некоторое время, и он как-то ожил, стал писать острые статьи в патриотические газеты и журналы. Из-под его пера буквально полилась злободневная, острейшая публицистика на самые разные темы нашей "россиянской" действительности. Он заново переосмысливал и наше советское прошлое. Надо сказать, что он, один из немногих в патриотической оппозиции ещё времён "горбачевизма", не цеплялся за социализм, хотя понимал, что уничтожение существующих форм государства влечёт за собой и резкое ухудшение жизни народа.
-
Какие произведения советской литературы он, на ваш взгляд, любил больше всего?